— Спасибо, Тох, но я все же пойду потихоньку. Хочу прогуляться, воздухом подышать свежим, голову проветрить. Я зайду к тебе еще на неделе, — сказал я, и начал обратный путь по запутанным коридорам его жилища. Отыскав около бассейна свою одежду, я оделся и направился к выходу в большой и темный зал, который уже не вызывал такого восторга и величия, как при первом моем его посещении. Единственным непонятным для меня оставалось сердце острова, которое все также мерно пульсировало, гоняя по венам-деревьям свою серую кровь. Пройдя через зал, я стал медленно подниматься по ступеням. Подъем не был слишком долгим, однако сил забрал не мало. Уже на последних ступенях, подходя к центральной комнате шатра Эллирии, до меня вдруг донеслись многочисленные женские пререкания. По голосу я смог определить Киру, Анику и Эллирию, однако если Кира была возмущена, Аника раздосадована, то Эллирия хранила взвешенность и рассудительность, и голос не поднимала.
— Я все-таки не могу понять, почему ты поощряешь ее легкомыслие? — возмущенно спрашивала Кира, скорее всего у Эллирии, — Неужели ты не видишь, он не тот, чей приход ты предсказала! Он принес в нашу семью смуту и соблазняет твою младшую дочь! Как можно это поощрять?
— Он меня не соблазняет! — кричала в ответ Аника, — Мам, я уже взрослая девушка и могу сама выбирать, с кем мне общаться и что с кем делать, и мне кажется, при всей моей любви к моей сестре — это не ее дело! — угрюмо закончила она, и мне ярко представилось, как она скрестила руки на груди и опустила голову, злобно посмотрев на Киру. Жаль я не мог их видеть. Стоп! Как это не мог? Я ведь могу все!
Улыбнувшись самому себе, я стал тихо превращаться в песок и растягиваться по ковру шатра. Моему взору открылась картина семейного совета: по центру, около круга для костра, где тихонечко играло пламя, в плетенном кресле сидела Эллирия с грустными глазами, а прямо перед ней справа и слева стояли ее взрослые дочери — Кира и Аника. Кира выглядела угрюмой и рассерженной, в то время как Аника открыто противостояла ей в рассерженности и кипела от возмущения.
— Какая бы ты не была взрослой, я за тебя переживаю, ведь ты моя сестра! — злобно ответила Анике Кира, однако та за словом в карман не полезла, и видно предполагая такие ее слова слету ответила:
— Тогда не пытайся прожить мою жизнь по своему сценарию! — резко ответила Аника, — это моя жизнь и мой выбор! Это мне решать, что мне делать, а что нет, и приказать ты мне не можешь! Мама! — обратилась она к Эллирии, — ну ты то чего молчишь? Ну я же правильно все делаю! — глазами, полных слез она посмотрела на мать, которая чуть-чуть улыбнулась дочерям, однако за этой улыбкой скрывалась настоящая материнская тревога, которой Анике было не понять.
— Во-первых, девочки, поменяйте тон, на котором вы друг с другом разговариваете. Вы все-таки сестры. Во-вторых, Аника, Кира действительно за тебя сильно переживает, также, как и я.
— Но мам!… — попыталась вставить слово Аника, однако Эллирия подняла руку, и та замолчала.
— Не перебивай меня. Ты высказала свое мнение, и тебя никто не перебивал, так вот теперь слушай ты, — со сталью в голосе сказала Эллирия и мне такой ее тон не понравился. Не предвещал он ничего хорошего для Аники. Однако влезать в их семейные разборки я не хотел, опасаясь сделать еще хуже.
— Он действительно чужак, и знаешь ты его не так давно, поэтому кидаться в омут с голой не совсем верное решение, в этом твоя сестра права, однако есть и правда в твоих словах — ты уже не ребенок и можешь сама решать, что тебе делать, однако не забудь, что если ты на данной почве поссоришься с сестрой, и с Алексом у тебя ничего не выйдет — кто придет тебе на помощь в трудным момент? Так что выясняйте свои разногласия мирно и без ссор. Кира, ты не вправе ей указывать, даже если тебе кажется, что ты права. У нее своя голова на плечах, и далеко не дурная, поверь. А что касается ее безрассудных поступков, так не принимай их в счет. Это воля сердца, а не головы. Ты поймешь это, когда встретишь своего любимого. — улыбнувшись, закончила она.
Глаза обоих девушек были смиренно опущены к полу и рассматривали толстый махровый ковер, по ворсинкам которого медленно в сторону выхода ползли песчинки. Я заметил, как глаза Аники расширились от увиденного, после чего губы ее тронула легкая улыбка, а затем она резко обратилась к Кире:
— Ты с самого раннего детства мне что-либо не разрешаешь! — начала она отвлекающий маневр, чтобы я все-таки смог убраться с шатра Эллирии. Похоже вечером мне придется долго объясняться с Аникой по поводу моего незаконного присутствия при их семейном разговоре. Я проследовал чуть быстрее, боясь привлечь к себе внимание, а в комнате между девочками уже разгорался словесный пожар.