— Гау, Маа, — добудьте пару коз, нам, наверное, придется задержаться на пару дней, — скомандовал я парням и те с готовностью отправились на охоту. Тиландер поставил матросов очищать поверхность самолета. Нам надо было снять все четыре пулемета, мотор и винт, а все остальное имело меньший вес и могло плыть на плоту. Я прошелся вдоль берега: американцам повезло, что они выпали с этой стороны острова. Везде тянулась ровная полоса плотного песка метров в двадцать шириной. Единственный камень был в двадцати метрах позади самолета и именно об него сломалось шасси.
Пока матросы очищали поверхность самолета, Тиландер взобрался на нос самолета, чтобы снять винт. Кроме пружин шасси и пары металлических стоек с разобранного первого самолета, мы не использовали других частей машины. Я держал все разобранные детали в неприкосновенности, возможно, придет день, когда мы сможем использовать двигатели внутреннего сгорания. Колеса первого самолета собирался использовать под повозку, если не сумею сконструировать автомобиль. Автомобиль был моей пока недосягаемой мечтой, но уж очень хотелось рассекать на авто в каменном веке.
Гау и Маа вернулись, подстрелив двух молодых козочек. Поручил им заняться приготовлением пищи, пока остальные работали под началом американца. Когда Тиландер смог снять винт, я засомневался, сможем ли мы втиснуть этого трехлопастного монстра в «Акулу». Но американец предложил альтернативный вариант: расположить лопасти на плоту, а с самолета взамен перенести радиолокационное оборудование в судно. Через два часа мы плотно пообедали, далее предстояло снять мотор, который весит почти тонну и еще другое оборудование.
Работа не останавливалась до позднего вечера и чтобы не бездельничать, я срубил немного веток, устроив себе лежанку недалеко от костра. Весь следующий день Тиландер матерился, но все равно смог снять мотор лишь в сумерках. На третий день к вечеру нам удалось перенести мотор и оборудование в драккар, а лопасть и корпус самолета надежно закрепить на плоту. Решили двинуться в путь и встать на якорь в южной оконечности острова.
Не без сожаления я покинул гостеприимную бухту, ведь остров дарил мне чувство защищённости, которого не хватало на материке. Очень нескоро корабли начнут бороздить море, так что остров на долгие века будет лучшей защитой для развивающихся народов. Некоторые из них сильно прогрессируют, а некоторые так и останутся в первобытно-общинном строе, как аборигены Австралии.
Ветра не было и тяжело груженый плот шел тяжело, сильно влияя на нашу скорость. До сумерек мы смогли лишь пройти вторую бухту и остановились на ночлег у мыса, бросив якорь. Был соблазн сойти на берег, но с плотом, на котором стоит самолет, трудно маневрировать. Бросили якорь в тридцати метрах у пустынного берега, пожевали оставшееся жареное мясо, которое Маа подогрел на небольшом костре прямо на судне. Наша импровизированная печка теперь была опробована в походных условиях и показала себя с лучшей стороны.
Несколько раз за ночь просыпался от легких толчков: это тяжелый плот играл на течении, дергая «Акулу». Утром, едва рассвело, отправились в путь, перекусив остатками мяса. Несколько часов пришлось идти против ветра, затем на наше счастье ветер сменился на попутный и гребцы могли отдохнуть. Ночь застала в пути, долгожданный берег так и не появился. Американец периодически измерял скорость: выше четырех узлов мы не шли даже под парусом. Я переводил узлы в километры, получалось, что максимальная скорость у нас семь километров в час. Такими темпами нам предстояла как минимум еще одна ночь. На следующее утро ветер снова сменился и теперь это был довольно свежий боковой.
«Акула» двигалась на веслах со скоростью три узла в час, периодически Тиландер давал команде минут двадцать на отдых. В это время течение начинало сносить нас к западу. Заменив четверых гребцов, мы сели за вёсла: я и Гау с одной стороны, Тиландер и Маа с другой. Через десять минут я понял, что никогда больше не хочу грести. Тяжелое четырехметровое весло норовило выпасть из руки и мы скорее мешали, чем помогали остальным. Не будь плота на привязи — грести было бы проще.
Подумав о многих неделях атлантического перехода, я совсем приуныл: если мы будем плыть с такой скоростью, то умрем от усталости и обезвоживания. За десять минут гребли я промок от пота, пить хотелось неимоверно. Вода в горшках была теплая и не утоляла жажду. Следовало подумать, как и в чем вести объем воды, чтобы утолять жажду такого количества людей.