Повелитель света

Но еще до рассвета он узнал то, что его интересовало.

Господин Летелье дежурит у постели жены.

При тусклом свете догорающей свечи астроном наблюдает за тем, как больная, забывшаяся беспокойным сном, нервно дергается.

Часы бьют два ночи. Она ворочается, стонет, издает нечленораздельные звуки, бормочет те зловещие обрывки слов, что порой сопровождают кошмары… Ее веки приоткрываются над сонными зрачками… Она силится подняться, и вот уже, растерянная и дрожащая, она садится, но в то же время спит.

Господин Летелье уже суетится рядом. Он хочет вновь уложить ее, дать ей выпить микстуры. Она смотрит на него и окликает:

– Максим!

– Полно, друг мой… Это я, Жан!

– Максим, не желаешь ли прогуляться по грабовой аллее?

– Ложись, засыпай, дорогая Люси. Самое время, уже ночь…

– Да, Максим: самое время тебе прогуляться. Вот и часы пробили два. Нам там будет хорошо, в тени. Дай мне руку, и пройдемся по лесу, пока волк… Ха-ха! Нет, не волк – пока твои бабушка и отец в Артемаре.

Она хватает мужа за руку. Снова хочет встать… Как ни тяжело мсье Летелье смотреть на это, он решает воспользоваться представившейся ему возможностью (пусть и страшной!), чтобы все выяснить. Но он не желает причинить сомнамбуле даже малейших страданий.

Она все еще хочет встать.

И тогда в порыве вдохновения несчастный произносит приглушенным голосом:

– Мама… Это я, Максим. И мы на грабовой аллее…

Теперь ему остается лишь слушать.

– Так приятно гулять здесь! – говорит спящая, вытаскивая ноги из-под одеяла. – Вот мы в конце аллеи, у решетки ограды. Повернем обратно. Вот так… Видишь, Максим, какой он красивый, этот зеленый неф, такой свежий и просторный, с этим слепящим проходом в конце, этим залитым светом портиком… Да, так и есть, ты прав: «туннель» – более подходящее, нежели «неф», слово. Действительно, размерами и сумраком эта грабовая аллея походит скорее на туннель… Ах! Что это появилось там, в конце на солнце и направляется к нам?.. Теленок? Говоришь, это теленок? Э! Как быстро он бежит! Но, Максим, он совсем не двигает ногами… В самом деле: он не ступает по земле… Он скользит по воздуху… Ох! Да он несется на нас во весь опор, этот теленок!.. Бояться нечего?.. Ты говоришь это, но сам белый как полотно… Он летит прямо на нас! Даже не двигаясь!.. Это ужасно! А-а-а-а-а-а-а! Отпустите меня! Максим! Меня держат… сзади… сжимают все крепче!.. Ах! Отпустили!.. Что это с тобой? Что на тебя нашло?.. Это теленок, этот неподвижный теленок!.. О-о-о-о! Не кричи! К чему эти беспорядочные движения? Нет-нет, не кричи, сынок, не кричи!.. Ну вот. Ты больше не кричишь. Спасибо. Но зачем ты цепляешься за это животное?.. А-а-а-а-а-а! Он его уносит! Теленок… убегает… задом… по грабовой аллее… Остановите! Остановите его!.. Максим, да кричи же! Кричи! Зови на помощь!.. Ничего… Ах!.. Вот он, на солнце, разворачивается… Зови! Зови на помощь!.. Исчез!.. Как Мария-Тереза!.. Кто вы?.. Максим… Вы же знаете Максима?.. Его больше нет здесь. Нет у меня больше детей, нет, нет, нет… Теленок! Скользящий теленок!..

Госпожа Летелье отчаянно размахивает руками. На шум прибегают задержавшиеся в Мирастеле ее сестра и доктор. Господин Летелье оставляет их дежурить у постели этого бредящего несчастного создания, которое теперь лишь отгоняет от себя фантомов, вновь переживая те или иные моменты той ужасной сцены, – и, не теряя ни секунды, направляется к Роберу.

Если астронома и не удивил тот факт, что его секретарь не спал в час, когда предрассветные лучи начинали проникать сквозь ставни, то лишь потому, что господин Летелье окончательно поверил в его гениальность. В этот момент он едва ли заметил, как секретарь поспешно закрыл зеркальный шкаф, полный предметов, которые делали его похожим на витрину оптика, и что ковер был устлан грудами недавно разложенных бумаг.

Робер повернулся к нему со смущенным видом, нервно поглаживая толстую красную тетрадь с медными фермуарами, совершенно новую.

Но господин Летелье уже рассказывал, как его жена воспроизвела сцену похищения.

Маленький тщедушный человечек, не перебивая, дослушал его до конца, после чего предался размышлениям.

– Сколько всего непонятного! – произнес он наконец спустя несколько минут. – Как бы то ни было, сарваны больше не церемонятся!.. В два часа дня!.. Какая дерзость!.. Слуги должны были слышать…

– Они говорят, что ничего не слышали. Но я убежден, что они лгут. Их парализовал страх, тогда как их долгом было прийти на помощь моей жене, которая кричала. В этом они никогда не признаются, потому и твердят, что не слышали никакого шума. От них мы ничего не добьемся.

Робер Коллен ненадолго задумался, а потом спросил:

– И на полях не было никого, кто мог бы точно сказать, каким именно было в тот момент небо?

– Ни единой души. Возвращаясь из Артемара, я, к удивлению своему, заметил, что дорога пустынна, а поля давно заброшены. Мы были совершенно одни на многие лье вокруг. Но госпожа Аркедув – слепая, а поднятый верх закрывал небо как для шофера, так и для меня самого.

– Что ж, это достойно сожаления. А в каком платье была госпожа Летелье?