Повелитель света

Пока Шарль копался в своих архивах, Бертран и Коломба, взявшись за руки, продолжали наблюдать за разговором старика Сезара с его протеже. Он окидывал ее очень нежным, отеческим взглядом, и малышка Анриетта, веселая и почтительная, похоже, ничуть его не боялась, но и фамильярности в общении с ним себе тоже не позволяла. Было видно, как шевелятся их губы, как их жесты и меняющиеся выражения лиц сопровождают слова; и – удивительная вещь! – эти движения и мимика были преисполнены некого поразительного достоинства, некого неожиданного выражения: чего-то нехарактерного – но не для нашей страны, а для нашего времени. Можно было догадаться, что они произносят иногда слова, давно уже вышедшие из употребления, а другие выговаривают с акцентом, который вызвал бы у нас улыбку. Бертран знавал одного славного старика, который любил повторять: «Луи-Флип, Луи-Флип; я видел его собственными глазами, Луи-Флипа!» Анриетта и Сезар тоже, как и этот старик, должно быть, говорили: «Луи-Флип». Бертран сказал об этом Коломбе, и, так как влюбленные всегда найдут предлог для взаимных нежностей, они тотчас же поцеловались, смеясь, в честь Луи-Флипа. Вернулся Шарль с полной выписок картонной коробкой и небольших размеров каталожным ящиком. Он покашлял:

– Кхм! Кхм!

– К твоим услугам! – промолвил Бертран и, вновь рассмеявшись, отстранился от своей невесты.

Историк устроился за столом и принялся перебирать бумаги.

– Вот, – сказал он, – 28 июля 1835 года, в четыре часа дня, молодая девушка, заявившая, что ее зовут Анриетта Делиль, явилась в полицейский участок Шато-д’О в сопровождении господина Трипа. Представ перед комиссаром полиции Дионне – тем самым, который четырьмя часами ранее поместил в «предварилку» окровавленного, еле живого Фиески, – Анриетта Делиль объяснилась.

«Вернувшись только что домой, – сказала она, – я обнаружила лежащий в луже крови труп моего опекуна, господина Сезара Кристиани. Я тотчас же выскочила на лестничную площадку, чтобы позвать на помощь. Этот мсье, которого зовут Трип, прибежал на мои крики и заверил меня, что мой опекун действительно мертв и единственное, что можно сделать, – сообщить об этом в полицию. Я попросила его пойти со мной».

Комиссар Дионне незамедлительно отправился на место преступления с одним из полицейских и господином Жоли, начальником муниципальной полиции, который находился в участке с момента покушения и ареста Фиески. Поднявшись на второй этаж дома № 53 на бульваре Тампль, эти должностные лица решили, что Сезар Кристиани был убит одной из пуль адской машины. Температура тела, уже холодного, его ригидность указывали на то, что смерть наступила в районе полудня. Характер раны не оставлял сомнений в том, что она нанесена пулей. Открытое окно также говорило в пользу напрашивавшейся с первых же минут осмотра комнаты гипотезы: Сезар стал еще одной жертвой адской машины. Правда, труп лежал головой к окну, ногами к входной двери, на спине, что, похоже, противоречило предположению о пуле или картечи, срикошетировавшей от мостовой бульвара и уже затем поразившей Сезара Кристиани. Пуля попала в старика спереди, прямо в грудь, и если Сезар, пораженный, упал навзничь, вывод, казалось, был очевиден: в него стреляли из точки, противоположной окну. Господин Дионне и его начальник, господин Жоли, тогда не придали этому моменту значения, да и мы бы на их месте, наверное, рассуждали бы в том же ключе. Действительно, что может быть проще, чем допустить следующее: Сезар, стоящий в центре небольшой комнаты, приближается к окну, чтобы взглянуть на проезжающего мимо короля Луи-Филиппа и блестящих офицеров его генштаба. Фиески, находясь на верхнем этаже расположенного напротив красного дома, совершает свое преступление. Шальная пуля попадает в Сезара, который падает. Но почему бы, падая, ему не повернуться вокруг своей оси? К тому же он мог упасть и головой вперед, по направлению своего движения, и затем уже, на полу, перевернуться на спину в конвульсиях агонии или в последнем усилии.

– Абсолютно справедливо, – согласился Бертран.

Шарль продолжал: