Повелитель света

Я не добился своей цели. Я должен прибегнуть к другим, новым способам, чтобы заставить себя позабыть этот кошмар и уничтожить в своей памяти даже мелочи, которые могли бы напомнить мне о нем. Скоро многие вещи исчезнут… и будет слишком поздно… Может случиться, что в окрестностях Фонваля родятся несколько слишком разумных быков: надо сейчас же купить Ио, Европу и Атор и приказать их зарезать. Продать Фонваль и все, что там находится. Жить, жить самим собой… продолжать жить глупым, экстравагантным или смешным, все равно, но оригинальным, независимым, не слушаясь ничьих советов и свободным, Господи, свободным от ига воспоминаний!..

Клянусь, эти мерзости в последний раз пробегают у меня в голове. И я записываю все это лишь для того, чтобы запечатлеть как можно торжественнее.

А тебя, вероломная рукопись, которая только увековечила бы существа и события, коим я отныне отказываю в праве на существование, – в огонь! В огонь «Доктора Лерна»! В огонь! В огонь! В огонь!

Май 1906 – май 1907

Синяя угроза

Ибо можно признать, мадам: для птиц и философов земля – только лишь дно неба, и люди уныло бродят там под недоступным для них лазурным океаном, по которому, подобно волнам, проносятся тучи и облака.

Партенопа, или Неожиданная остановка

Пролог

Полгода назад – если быть точным, в понедельник 16 июня 1913 года, в девять утра – в мой кабинет вошла молоденькая горничная, которая находилась тогда у меня в услужении. Так как я только что приступил к увлекательной работе и распорядился меня не беспокоить, с моего языка слетели несколько сердитых слов. Но девушка не обратила на них ни малейшего внимания, направляясь прямо ко мне. Она несла на лаковом подносе визитную карточку, и ее ликующее лицо выражало такой триумф, что, казалось, она подражает тому знаменитому танцу, в котором Саломея катает по серебряному блюду голову Иоанна.

– Да что это с вами? – промолвил я, смягчаясь. – Или на подносе у вас карточка самого Всевышнего? Давайте. Ах! Боже мой! Возможно ли это?.. Просите! Быстро, быстро!

Я прочел имя, должность и адрес знаменитейшего человека среди самых знаменитых, человека 1912 года, человека «Синей угрозы»:

Жан Летелье

директор обсерватории

бульвар Сен-Жермен, 202

В течение нескольких секунд я с восхищением взирал на эту визитную карточку, вызывающую мысль о беспримерной славе и знаниях, несчастиях и смелости, затем мой взгляд устремился на дверь. В течение ужасного 1912 года газеты очень часто воспроизводили черты господина Летелье, и я заранее представлял, как на пороге комнаты появится мужчина в самом расцвете сил, высокий и статный, с приветливой улыбкой и большими светлыми глазами под широким и чистым лбом, поглаживающий опрятную темную бороду. Однако же тот, кто внезапно возник в дверном проеме, походил на мое видение как старик на себя в далекой юности.

Я устремился ему навстречу. Он попытался улыбнуться и выдавил гримасу. Он шел сгорбившись, неуверенной поступью и с трудом поддерживал объемистый портфель. Увы! Он так исхудал, что черный сюртук свободно болтался на покатых плечах. Красный бант, служивший украшением его наряду, соседствовал с седой бородой; веки его оставались робко опущенными. Все эмоции, все страдания, все ужасы 1912 года читались на этом мертвенно-бледном челе, изборожденном глубокими морщинами.

Мы обменялись обязательными в таких случаях любезностями, после чего господин Летелье изволил присесть, поставил пухлый портфель себе на колени, а затем сказал мне, барабаня пальцами по столу:

– Мсье, здесь работа, которую я вам принес.

– Неужели? – промолвил я вежливым тоном. – И… какого рода, мсье?

Он поднял глаза, и наши взгляды встретились. Ах! Его глаза не изменились. Именно такие я и надеялся увидеть: большие глаза, приводящие в смущение, привыкшие лицезреть солнца и луны, а теперь смотревшие на меня…

Астроном ответил:

– Здесь все документы, необходимые для написания истории о том, что называют более или менее справедливо «Ужасами тысяча девятьсот двенадцатого года».

– Как! – вскричал я, вне себя от изумления. – Вы хотите, чтобы…

– …Чтобы именно вы сделали эту работу.

– Вы оказываете мне большую честь… Но… мсье, вы хорошо подумали?.. Это ведь… огромный труд! Вряд ли мне это по силам…

– Все, о чем я вас прошу, мсье, – это написать историю одной семьи во время ужасов тысяча девятьсот двенадцатого года; историю моей семьи!

При этих словах, которые пробудили воспоминания о тех сверхчеловеческих бедствиях и помогли осознать, сколь грандиозная миссия мне уготована, я в порыве восторга вскочил на ноги:

– Как, мсье! Вы готовы поведать публике… в подробностях… интимные… мучительные перипетии…