Повелитель теней: Повести, рассказы

— Наша кошечка хочет взорвать меня и мой письменный стол! — Крестовский покосился на кошку, словно приглашая ее в свидетели. — Но зачем это ей? Она же не знает, что все равно угодит в контейнер с известкой! Что ей нужно? А вот что: исполнить приказ, уничтожить меня, все документы и себя самое. Это не последнее дело, восстановление равновесия, как говорит наш великий ученый… по-простому, концы в воду: что хотели, разнюхали, и всех — в расход. Статуя уничтожена, все кошки тоже, остается убрать меня, эти папки и последнюю кошку… вас, видимо, тоже… Они думают, игра уже сыграна.

А ведь он не шутит… веселенькая история… теперь он готов нас взорвать, чтобы убедиться в своей правоте… прекратить, немедленно прекратить… для начала заговорить зубы… не давать ему теребить эти чертовы провода…

— Рассудите, майор, трезво: да была ли игра вообще? От ящика все еще разит валерьянкой, даже я это чувствую, хоть я не кошка. А если игра и была, она действительно сыграна, раз кошек уже перебили. Что вы хотите вытянуть из несчастного животного? Надеетесь, она сознается в чем-нибудь? Бросьте-ка вы все это!

— Ученые советуют… Ха! Надо подумать… раз ученые нам советуют… надо бросить… отпустить последнюю киску на волю… виноват, в контейнер с известкой… — Он оперся локтем на костлявое колено и, склонившись к кошке, смотрел на нее почти ласково. — А что если киска сейчас возьмет и расскажет… объяснит, как все было… кис-кис-кис, а?

Будто в ответ на его слова, кошка прыгнула снова на стол, и, едва она сделала шаг в сторону ящика, майор схватил ее за заднюю лапу. Кошка тянулась к ящику, а скорее всего — просто пыталась освободиться и отчаянно скребла когтями, Крестовский же ее удерживал, и задняя лапа все вытягивалась, и стала нереально длинна, так что смотреть на это было противно до тошноты, и я уже хотел просить его прекратить эту сцену, но кошка неожиданно извернулась и вцепилась ему в запястье. Он с размаха швырнул ее на пол и стал разглядывать руку, а кошка, оправившись от толчка, приготовилась прыгнуть.

На миг я почувствовал страх, что она убьет нас, и хотел крикнуть майору, что батарея все еще в ящике, но он сам помнил об этом: быстрым, почти неуловимым движением, точным ударом каблука он приплюснул кошку к полу и выругался.

Кошка не заорала и не двинулась с места, а только, потеряв форму, обмякла, как эластичная емкость с водой.

Крестовский медленно наклонился к кошке, и мне показалось, что он тоже сейчас осядет на пол гигантской амебой… сбросит хитиновый панцирь и станет самим собой, чем-то жидким со щупальцами.

Меня мутило. Словно холодная присоска шарит в груди… почему он так злобно смотрит… глаза студенистые… права была Лена… он, как моллюск, внутри жидкий…

— Да перестанете вы наконец ухмыляться?! — Майор резко выпрямился.

Присоска переместилась и шевелилась теперь в горле. Я инстинктивно зажал рот руками… отпустило немного…

— Не ухмыляюсь… меня тошнит… извините…

Сейчас бросится… сейчас он на меня бросится… нет сил убежать… нет сил защищаться…

Он взял меня за плечи и куда-то повел. Как сквозь сон, я слышал его голос: ничего… ничего… все в порядке…

Белый кафель… уборная… кран… белый кафель… тоска…

— Ничего… ничего, все в порядке… интеллигенция… нервы плохие.

Он укладывал меня на диван и подсовывал под голову что-то мягкое. Потом я услышал лязганье оконных задвижек и скрип петель.

В висках стучать перестало… хорошо… лежать хорошо… хорошо, что диван качается… куда-то плывет…

Кто здесь… не шумите… не будите, пожалуйста… спать нельзя… это Лена придумала… спать нельзя, когда они рядом…

— Почему ты стоишь, как чужой… подойди же ко мне…

Какой голос… зовущий, чувственный… сейчас… открою сейчас глаза… почему ты в купальнике… ну да, мы на пляже… не дразни меня твоими губами… твой лифчик, узкая тряпочка… да сними же его скорее…

Я коснулся ладонью ее груди и ощутил, что мы вместе куда-то падаем. Темно… ничего не вижу… сейчас… сейчас, открою глаза…

Прохладно, светло… я лежу на диване… поздравляю тебя, милый друг: эротические сны снятся… только этого тебе не хватало… вот, опять…

— Почему ты стоишь, как чужой? Подойди же ко мне!

Невозможно… кошмар…

Я заставил себя сесть. Чуть кружится голова… пустяки… нужно бы подойти к окну…

Облокотившись о шершавый нагретый подоконник, я ошалел от солнца и от беззлобности всего окружающего. Деревья… вороньи гнезда… ворона чистит клюв… и главное, ветер… шевелит листья… холодит кожу… приносит запах морской воды… как хочется к морю… вдыхать, вдыхать его запах… все дело в запахе… в нем спасение… выпрыгнуть бы из окна и бежать… не ходить в кабинет майора… пусть мертвые хоронят своих мертвецов…

Я наконец вспомнил то, что пытался вспомнить там, в кабинете. Так вот что меня беспокоило — запах, тот самый болотный запах… мраморный шурф, мотоцикл Одуванчика, ночь лиловых кошек… растворенная в воздухе смерть… Этот запах теперь пропитывал кабинет майора, нагонял тоску и внушал чувство опасности.