Повелитель тлена

На душе было тошно. Тошно от Эльмандина, от высших, от той вседозволенности, что они имели. Да, мадам Луари убийца, и мне совсем не жаль, что она умерла. Но как же те, кто избрал высшую орудием своей воли? Такие, как леди Хинтер. Будут ли её судить? Будут ли искать остальных заказчиков убийств? Бастиан полагает, что нет.

И от этого становилось ещё противней.

Ненависти всего мира не хватит, чтобы описать то, что я сейчас испытывала к высшим. За то, что сотворили с Сарой. С другими иномирянками.

Со мной.

А ведь я даже не знаю имени своего обидчика. По воле которого оказалась в этом чокнутом мире и чуть не погибла. Провела четыре кошмарных месяца с людьми, считавшими меня своей собственностью, послужила одноразовым развлечением для мерзавца полицейского. А потом ещё и обвинялась в его убийстве.

До сих пор мне было проще прятаться от правды в укромных углах забвения и не думать о прошлом. Притвориться глухой и не слышать настойчивых предложений Грэйва. Его светлость гложет любопытство, а вот мне было страшно посмотреть правде в лицо.

До этого момента.

Кто-то без спроса и малейшего сожаления поковырялся в моих мозгах. Надругался над моей памятью. И теперь я хочу знать кто. Хочу посмотреть в глаза этому человеку.

А лучше — плюнуть ему в лицо.

— Всё в порядке, мисс Фелтон? — у входа, прислонившись спиной к стене, стоял Эшерли.

Я подняла на мага глаза:

— Вы сказали, что можете помочь мне вспомнить. — Дождавшись утвердительного кивка, тихо, но твёрдо произнесла: — Помогите. Я хочу знать, что со мной произошло.

Часть III. Охотница.

ГЛАВА 1

Месяц спустя

Ощущение жара во всём теле, словно лава растекается по венам. Прикосновения губ и рук обжигают болью, вызывают дурноту, желание закричать. Но я не могу издать ни звука. Пытаюсь звать на помощь — всё тщетно. Жажду укрыться от ненавистных ласк, но сил нет даже на то, чтобы пошевелиться.

Никак не получается забыться. Перед глазами всё плывёт. Лица смазаны, словно кто-то намеренно перемешал краски, которыми неизвестный художник рисует картину моего собственного ада. Голоса впиваются в виски острыми иглами, сливаются в невыносимую какофонию и почему-то кажутся мне отдалённо знакомыми. Терпкий запах одеколона, смешанный с дорогим алкоголем, отравляет воздух, мешает дышать. Я задыхаюсь и что-то неразборчиво шепчу, мечтая вырваться из плена проклятых рук, но вместо этого всё глубже погружаюсь в пучину своего кошмара.

Кажется, ещё немного и сойду с ума.

Но как и в прошлую ночь, и тысячи ночей до неё, мне снова удаётся проснуться…

…Сев на постели, шумно выдохнула, дрожащей ладонью провела по влажному лбу, вытирая капли пота, слыша, как в груди исступлённо колотится сердце. Ещё один страшный сон, который должен помочь вскрыть рану, затянувшуюся коркой забвения, и воскресить похороненные чужими стараниями воспоминания.

Благодаря этим ночным ужастикам мне постепенно открывалась правда о моих первых мгновениях в Эльмандине, но прозрение это не приносило облегчения. Наоборот, становилось ещё больнее. Никогда я не чувствовала себя так мерзко.

Сложно сказать, сколько раз просыпалась с криками на устах, вырываясь из паутины кошмарного сновиденья, а потом рыдала до изнеможения, уткнувшись лицом в подушку. Чтобы на следующий день всё повторилось: магический транс, в который вводил меня Эшерли, пытаясь добраться до глубоко запрятанной истины, и следующая за этим мучительная страшная ночь.

Маг предупредил, что работа предстоит долгая и кропотливая: разрушить чары за один сеанс не получится. И что его вмешательство причинит мне боль. Но если с физическим дискомфортом я привыкла справляться, то выносить душевные терзания с каждым днём становилось всё тяжелее.

В какой-то момент моя ненависть к высшим достигла своего апогея.

Воспоминания возвращались постепенно, обрывочными фрагментами. Неясными образами выплывали на поверхность сознания. Я была почти уверена, что встречалась с надругавшимися надо мной негодяями здесь, в Морияре, уже после того как покинула пансион мадам Луари. Вот только попытки узнать насильников пока что успехом не увенчались.

Кажется, Эшерли уже успел пожалеть о своём предложении. Раньше он убеждал меня набраться терпения и быть сильной, а теперь — плюнуть на всё и забыть. Однако ступив на тропу прозрения, я не хотела с неё сворачивать. Больше всего на свете мечтала собрать воедино осколки воспоминаний.

И отомстить.

Эту, быть может, не самую удачную, но единственно верную мысль в мой ум тоже вложил наш любознательный гений. Которому мне пришлось сознаться во всём. Хоть и непросто было поведать Грэйву о первых месяцах в Эльмандине, знакомстве с Торсли и последовавшими за этим событиями. Ещё сложнее оказалось рассказать ему о своих снах.

Наверное, Эшерли стало по-настоящему меня жаль, раз он проникся ко мне не только состраданием, но и загорелся желанием поскорее найти ублюдков-высших и заставить заплатить их за всё.

Каждое утро у нас начиналось с одного и того же вопроса:

— Кого-нибудь вспомнила?

За которым следовал один и тот же лаконичный ответ:

— Пока ещё нет.