Всё же, Твари и правда стали серьёзным препятствием штурму. Одна из них устроилась прямо посреди моста, ведущего во внутренние укрепления, и деловито ковырялась огромным когтистым пальцем в пасти, пытаясь выловить застрявшую меж острых и неимоверно крепких клыков часть человеческой грудины в искорёженной броне. Пройти мимо неё оказалось невозможно. Даже клеймор Браксара был для чудовища не страшнее травинки — лезвие не оставило на толстой шкуре ни царапины. Зато Тварь, оторвавшись от своего занятия, обратила внимание на пытающихся обойти её стороной солдат, и тут же решила, что в качестве зубочистки лучше сойдёт чья-нибудь рука или нога. «Лоялисты» кинулись врассыпную. Некоторые попытались сразить монстра, целясь в тупорылую морду из «Гарпий». Расчёт был, в целом, верным — единственной незащищённой частью тела чудовища были глаза, желчно-жёлтые, нездоровые, полные безумной ярости. Увы, они были слишком маленькой мишенью, к тому же — постоянно находящейся в движении, да и царивший вокруг хаос мешал прицелиться. Арбалетные болты ударяли мимо. Несколько из них врезались в область «носа» чудовища — двух узких разрезов в броне. Кожа там и впрямь была тоньше, но результатом выстрела стал только полный ненависти рёв и новая вспышка ярости. Тварь, схватив стрелков, не стала жрать их, но с силой сбросила с моста — в тёмный провал рва. Ещё несколько стрел попали в раскрытую пасть, но также не принесли результата — разве что отвлекли Тварь от творящегося под её лапами: там Браксар всё ещё безуспешно пытался пробить броню и подрезать монстру сухожилия.
Впрочем, это было бесполезно. Лорд Истрим знал это, как никто другой, ведь это он создал этих зловещих чудовищ. Следовательно, ему и следовало с ними разобраться.
Апофикар печально вздохнул: не потому, что задача была тяжела физически — с этим он мог справиться; она была тяжела эмоционально. Как Император любил свои маго-мехи, так Истрим любил выведенных им Тварей. Эти горбатые, клыкастые и когтистые чудовища были для него тем же, чем был мило-мохнатый пёс для какого-нибудь восторженного мальчишки. К тому же, сложно собственными руками разрушать плоды долгого и тяжкого труда.
И всё же, ради Повелителя, он должен был сделать это.
Глубоко вдохнув, апофикар рванулся вперёд. Проскользнув через ряды отступающих солдат, он оказался под ногами Твари, где всё ещё, прикрывая отступление, мужественно сражался Браксар. Генерал был изрядно помят: кое-где когти чудовища вспороли гвардейскую броню, разодрали кольчугу и поддоспешник, и забрались глубже — в сами мышцы. На теле Браксара алели кровью глубокие рваные раны.
Из следовало бы обработать после боя особенно тщательно — это Истрим знал наверняка: когти чудовищ могли нести на себе Бездна знает какую заразу — побочный эффект ядовитых составов, которые постоянно накачивались в их тела.
Но сейчас, в гуще боя, было не до этого. Генерал как раз сделал новый выпад, и, припав на одно колено, замер на мгновение, чтобы перевести дух. Истрим, поймав момент, воспользовался Браксаром как ступенькой. Вскочив на бронированное колено, он через секунду был уже на плечах генерала, а затем — перепрыгнул на бок Твари. Благо, шкуру чудовища покрывали многочисленные роговые шипи-наросты и выеденные ядами огромные «оспины». Цепляясь за них, апофикар начал ползти выше. Монстру это, разумеется, не понравилось. Но выведенная для войны Тварь была создана, чтобы атаковать врага перед собой, а не на себе — само строение тела не позволяло ей этого, лапы были слишком закостенелыми, не гибкими, к тому же — мешал огромный горб.
И на этом же горбу располагалась цель апофикара — одному ему известное слабое место. То, куда Тварям с «щенячьего» возраста вживляли в нарастающую толщу брони алхимические приборы для перегонки и накачки мутационных эссенций. Часть из них, с годами, полностью скрылись под роговыми наростами, став неразрушимыми, но кое-что ещё можно было обнаружить. Если знать, где искать.
Истрим знал.
Добравшись до цели, он сунул руку одну из глубоких «оспин». Через секунду ладонь страшно обожгло — это попал на кожу яд. Тот самый, что тёк по искусственным венам — вживлённым в тела Тварей гибким трубкам. Несколько таких трубок Истрим как раз и вырвал из монстра. Впрочем, никакого результата это не дало — зверь только взревел в очередной раз. Но апофикар другого и не ждал. Превозмогая боль от химических ожогов, и стараясь не упасть со спины дико скачущей по мосту Твари, он пытался разобраться в трубках. В полевых условиях это было не так-то просто.
На первый взгляд, все трубки были одинаковыми, но на деле каждая из них подавала или отводила от органов и кровеносной системы Твари свой вид химического реагента. Изменив потоки, можно было серьёзно подорвать «здоровье» чудовища.
Это Истрим и сделал.
Тварь взревела, но на этот раз — от неописуемой боли, когда алхимические машины прогнали через её сердце и крохотный мозг уже отработанный и ставший губительным яд. Обычно он воздействовал на нервные окончания Тварей, подстёгивая ярость, а теперь заживо сжигал её изнутри.