– Где бы ни довелось нам биться с этими ублюдками, дельце будет кровавым, – сказал Стеапа.
– Точно.
– Никогда не любил сражаться против норманнов. Чокнутые мерзавцы.
– Думаю, им против тебя сражаться тоже не доставляло удовольствия, – заметил я.
– К тому же я слышал, что ирландские норманны используют стрелы.
– Это так, – коротко подтвердил Финан.
– Как и мы, – вставил я.
– Но у Анлафа лучников больше, – сказал Финан. – Луки у них в ходу. Они ставят лучников за «стеной щитов», и с неба обрушивается дождь из стрел. Так что головы вниз, щиты вверх.
– Господи, – буркнул Стеапа.
Я знал, о чем он думает. Желания стоять в еще одной «стене щитов» у него было не больше, чем у меня. Всю нашу долгую жизнь мы сражались: с валлийцами, другими саксами, скоттами, данами, норманнами, а теперь нам противостоял союз скоттов, данов и норманнов. Это будет жестокая схватка.
Христиане твердят, что нужно хранить мир, что мы должны расплавить наши мечи и перековать их на орала, вот только не видел я еще такого христианского короля, который сунул бы свой клинок в горнило. Сразившись с Анлафом, будь то в Вирхелуме или в глубине Мерсии, мы столкнемся с воинами Константина и Овейна из Страт-Клоты, а ведь они почти все христиане! Попы с обеих сторон будут взывать к их пригвожденному Богу, молить Его о помощи, просить о возмездии и победе, и все это для меня было лишено смысла. Допустим, Этельстан преклонил колени перед Богом, но то же сделает и Константин, а также Овейн. В самом ли деле их пригвожденному Господу важно, кто правит Британией?
Обо всем этом я размышлял, пока мы гнали коней на север, следуя римской дороге. Все это время нас поливал ливень, что принес холод с Валлийских гор. Интересно, что на уме у валлийцев? Я не сомневался, что Анлаф засылал послов к Хивелу и к мелким королям. Бесспорно, у них хватает причин не любить Этельстана, заставившего их склонить колени и платить дань. Тем не менее, по моим соображениям, Хивел ничего не предпримет. Он может не любить саксов, но понимает, какой кошмар его ждет, если Этельстан войдет с армией в горы. Хивел даст северянам и скоттам сражаться со старым врагом и, если победят союзники, прихватит у саксов земли, сколько сможет, а если верх возьмет Этельстан, будет посмеиваться из-за границы и собираться с силами.
– Ты задумался, – с укором проворчал Финан. – Мне знакомо это выражение лица.
– Лучше не думать, – заметил Стеапа. – От этого одни беды.
– Пытаюсь понять, почему мы воюем, – признался я.
– Подлые мерзавцы хотят заполучить нашу страну, – возразил Стеапа. – Поэтому мы должны их убивать.
– Разве не было войн прежде, чем пришли мы, саксы? – спросил я.
– Были, ясное дело, – не сдавался Стеапа. – Глупые ублюдки враждовали друг с другом, потом с римлянами, а когда те ушли, обратились против нас. И если они побьют нас – вот только этого не будет, – то снова начнут истреблять друг друга.
– Значит, это никогда не закончится.
– Господи, ну у тебя и настроение! – простонал Финан.
Я думал о «стене щитов», этом воплощении неразбавленного ужаса. Детьми, внимая песням в пиршественных залах, мы мечтали поскорее вырасти и стать воинами, облачиться в шлем и кольчугу, обзавестись внушающим страх мечом, густо унизать предплечья браслетами и слушать, как поэты воспевают наши подвиги. Но на самом деле это жуть, дерьмо, крики, стоны и смерть. В сказаниях про это ни слова, там все выглядит возвышенно. Мне довелось стоять во множестве «стен щитов», и теперь решался вопрос, придется ли мне встать в еще одну, самую большую и, как я опасался, самую страшную.
До Сестера мы добрались к исходу следующего дня. Леоф при встрече сначала обрадовался, потом перепугался, когда я сообщил, что битва в Вирхелуме еще может состояться.
– Нельзя ее давать! – заверещал он.
– Почему?
– А если он победит?
– Мы умрем, – грубо сказал я, – но решение пока не принято.
– Что, если король решит дать бой в другом месте?
– Тогда тебе придется удерживать Сестер до тех пор, пока не явится подмога.
– Но… – начал было он.
– У тебя здесь семья? – резко спросил Стеапа.
– Жена, трое детей.
– Хочешь, чтобы их изнасиловали и обратили в рабство?
– Нет!
– Тогда удерживай город.
На следующее утро, под непрекращающейся моросью, мы отправились на север, к выбранному Анлафом полю. Стеапа все еще сердился на Леофа.
– Болван трусливый, – ворчал он.
– Его можно заменить.
– Неплохо бы. – Некоторое время он ехал молча, потом широко улыбнулся мне. – Рад был повидаться с Бенедеттой! – Ему довелось встретиться с ней в Сестере.
– Помнишь ее?
– Еще бы! Такую женщину не забудешь. Всегда сочувствовал ей – такая женщина не должна быть рабыней.
– Она не рабыня больше.
– Но ты на ней не женился?
– Итальянские суеверия помешали, – отозвался я.
Стеапа расхохотался:
– Главное, что она ложе с тобой делит!
– А ты как? – задал вопрос я, зная, что его жена умерла.
– Во всяком случае, один не сплю. – Он кивнул в направлении большего из двух потоков. – Это та река? – осведомился он.
– Прямо позади нее ты можешь увидеть ореховые жерди.
– Получается, мост будет у нас за спиной.