Повелитель войн

Снова ожидание. Я слышал крики врагов, видел лица поверх обода щита, блеск клинков, нацеленных убить нас. Шотландцы не перестроились пока в «свиное рыло», желая нас удивить. Командир ближнего к реке отряда размещал самых крупных своих парней в середине первой шеренги. В самом центре располагались трое верзил с секирами – именно им предстояло занять место на острие клина. Все трое орали, разинув рты, глаза под кромкой шлема горели. Они столкнутся с воинами Эгила. Двести шагов.

Я посмотрел налево и увидел, что норманны Анлафа замыкают длинную линию наступающих. Это задумано с целью убедить нас, что самый мощный удар будет нанесен по нашему левому крылу? По мере того как враги вступали в промежуток между соединяющимися реками, линия укорачивалась, число шеренг росло. Я видел Анлафа, едущего верхом позади своих людей. Шлем его блестел серебром. На черном знамени парил белый сокол. Ингильмундр держался в центре, под флагом с летящим вороном. Клинки стучали о щиты, крики становились громче, большой военный барабан отбивал свой наводящий жуть ритм, но союзники все еще не спешили. Они хотели запугать нас, заставить посмотреть в глаза надвигающейся смерти. Хотели заполучить нашу землю, наших женщин, наше серебро.

Сто шагов, и из-за строя противника взметнулись первые стрелы.

– Щиты! – заорал я, хотя в этом не было необходимости, так как первая шеренга уже присела, накрывшись щитами, тогда как вторая положила свои щиты поверх них, а третья дополнила стену. Стрелы падали с отчетливым глухим стуком. Некоторые угодили в щели. До меня донеслось ругательство, вырвавшееся у раненого, но никто не упал. Две стрелы ударили в мой щит, одна чиркнула по железному ободу. Наклонив щит, я увидел из-под нижнего края, что враги ускоряют шаг. Справа от меня образовывался свинфилькьяс, для чего люди в передовой шеренге выдвигались вперед. Другое «рыло» формировалось напротив меня, нацеленное прямо на моего сына. Четвертая стрела стукнулась о нижний край щита, отскочила и пролетела буквально в дюйме от шлема.

Ни разу мне не приходилось стоять в заднем ряду «стены» с тех пор, как я стал олдерменом, но сегодня мои дружинники ожидали видеть своего командира в тылу. Я был стар, и им хотелось меня защитить. Это создавало сложности, потому как воины уже озирались, опасаясь, не попала ли в меня одна из тех стрел, что сыпались по всему фронту линии Этельстана. В центре, где норманны с островов готовились напасть на мерсийцев, помчалась вскачь лошадь, круп которой заливала кровь от вонзившихся стрел. Мне ненавистно было находиться позади «стены». Вождь должен стоять впереди, и я наполнился вдруг уверенностью, что Скульд, парящая над полем и выбирающая жертвы норна, покарает меня, если я останусь в тылу.

Прежде я убрал Осиное Жало в ножны, решив, что сакс мне не понадобится, но теперь вытащил его.

– Расступись! – гаркнул я. Будь я проклят, если позволю моим людям встречать свинфилькьяс без меня. Я протолкался через шеренги, приказывая воинам разойтись, и втиснулся между сыном и Вибрундом, здоровяком-фризом с секирой на утяжеленном свинцом топорище. Я присел, выставив перед собой щит, и приготовил Осиное Жало.

– Отец, не место тебе здесь, – пробормотал сын.

– Если погибну, позаботься о Бенедетте, – отозвался я.

– Конечно.

Рев прокатился по строю противника, заметившего меня в первом ряду. Убить военного вождя означает снискать репутацию. Я смотрел поверх кромки щита и видел злость, страх и решимость на бородатых лицах. Эти люди жаждали моей смерти. Они хотели славы, хотели, чтобы в шотландских залах исполняли песни про гибель Утреда. Потом полетели копья, «свиное рыло» издало боевой клич.

И битва началась.

Глава пятнадцатая

Копья, летящие из задних шеренг скоттов, стучали о наши щиты. Мне повезло: копье ударило в верхнюю половину щита с такой силой, что острие показалось через ивовую доску, но под весом древка вывалилось и упало мне под ноги, когда я поднялся, чтобы встретить натиск «свиного рыла». Шотландцы набегали орущей ордой, рты и глаза широко раскрыты, секиры подняты, тяжелые копья готовы колоть. И тут они достигли места, где мы нарыли ям.

На острие клина бежал настоящий великан, с бородой поверх окольчуженной груди, с оскаленным щербатым ртом, глазами, устремленными прямо на меня, в порубленном шлеме с серебряным крестом. На щите его красовалась красная рука Домналла, а лезвие секиры сверкало. Он вскинул топор, явно намереваясь поднять мой щит, а потом нанести удар острием, насаженным на верх топорища, но правая его нога ухнула в одну из ям.