Две недели спустя Этельстан двинулся на север. Чтобы сняться, его армии потребовался целый день. Сотни людей и боевых коней, сотни вьючных животных – все они потекли на север по дороге, ведущей в Шотландию. Король не солгал мне. Корабли тоже ушли, подставив паруса с драконом летнему ветру. Следом за ними шел «Сперхафок».
Я обещал Этельстану подмогу, но не собирался оставлять Беббанбург без гарнизона. Предлогом стал возраст.
– Государь, больше месяца в седле? Я для такого слишком стар. Пошлю с тобой сына с сотней всадников, но сам, с твоего позволения, пойду с флотом.
Несколько ударов сердца он смотрел на меня.
– Я хочу, чтобы скотты видели твое знамя, – напомнил он. – Ты позволишь своему сыну нести его?
– Конечно. А еще будет волчья голова на моем парусе.
Он кивнул, почти рассеянно.
– Ну, бери тогда свои корабли, и милости просим.
Прошло время, с горечью подумалось мне, когда он умолял бы меня идти с ним, вести своих людей рядом с его людьми. Теперь Этельстан был уверен в своих силах и, что еще горше, считал меня слишком старым, чтобы на что-то сгодиться. Он хотел взять меня на север только ради наглядного свидетельства моей преданности.
Итак, с командой из сорока шести человек, я вывел «Сперхафок» из гавани и присоединился к королевскому флоту, кравшемуся на север под попутным легким ветром. Этельстан имел в виду все мои корабли, но я взял один «Сперхафок» и оставил большую часть своих людей охранять Беббанбург под началом Финана. Ирландец терпеть не мог моря. Я море любил.
Странным оно было в тот день. Спокойным. Южный ветер не нагонял волну, только проносился над сияющей гладью. Флот Этельстана не спешил, довольствуясь тем, что идет вровень с сухопутной армией, следующей по дороге на север. Некоторые корабли даже подобрали паруса, чтобы не отрываться от пузатых «купцов», доставлявших провизию войскам. День для конца лета выдался теплый, небо впереди расплывалось в жемчужном мареве, и «Сперхафок», при своей быстроте хода, постепенно скользил через флот. У него одного было на штевне изображение хищника, грозного ястреба, тогда как носы обгоняемых нами судов украшали кресты. Самый крупный из них, здоровенный корабль с серовато-белым корпусом, назывался «Апостол». Командовал им олдермен Кёнвульф, начальник королевского флота. Когда мы подошли ближе, с рулевой площадки «Апостола» нам помахали. Кёнвульф стоял рядом с махавшим, нарочито не замечая нас. Я подвел «Сперхафок» так близко, что напугал подзывавшего нас.
– Не вырываться вперед флота! – крикнул он.
– Не слышу!
Кёнвульф, дородный и краснолицый, очень гордый своим высоким происхождением, повернулся и насупился.
– Ваше место в хвосте! – отрывисто заявил он.
– Мы бы тоже от ветерка посильней не отказались! – гаркнул я в ответ и переложил рулевое весло. – Наглый мерзавец, – сказал я Гербрухту. Тот только ухмыльнулся.
Кёнвульф снова заорал, но на этот раз я в самом деле не разобрал слов и продолжал вести «Сперхафок». Корабль вскоре оказался во главе флота.
На ночь суда Кёнвульфа укрылись в устье Туэда, и я сошел на берег повидаться с Эгилом. Приятеля я нашел на боевой площадке его частокола. Он смотрел вверх по течению реки, где небо окрасилось заревом костров лагеря Этельстана. Располагался он далеко, у первого брода через Туэд.
– Значит, он и правда это делает? – спросил Эгил.
– Вторгается в земли Константина? Да.
– Дразнит дракона?
– Именно так выразилась Бенедетта.
– Она умная, – заметил Эгил.
– А я какой?
– Ты – везучий. – Он широко улыбнулся. – Ты, получается, плывешь на север?
– Проявляю преданность.
– Тогда и я пойду. Могу тебе пригодиться.
– Ты? Мне?
Норманн снова усмехнулся:
– Шторм надвигается.
– Никогда не видел такой спокойной погоды!
– И тем не менее скоро разразится шторм. Дня через два. Или три.
Эгил томился от безделья и любил море, поэтому он перебрался на «Сперхафок», захватив с собой кольчугу, шлем, оружие и жизнерадостность. За старшего в своих владениях он оставил брата Торольфа.
– Вот увидишь, я прав, – приветствовал он меня, едва взойдя на борт. – Скоро дунет так дунет!
Норманн и в самом деле оказался прав. Буря налетела с запада. Флот в это время стоял в широком устье Фойрта, который Эгил называл Черной рекой. Кёнвульф приказал кораблям бросить якорь близ южного берега. Он предпочел бы вытащить корабли на сушу, но армия Этельстана находилась довольно далеко, и ожидать ее стоило не раньше, чем она переправится через Фойрт. Кёнвульф опасался, что корабли на суше станут легкой добычей воинов Константина, и потому за борт полетели якорные камни. Я сомневался в близости войска скоттов, но знал, что за южным берегом местность постепенно поднимается к холмам. Там, под защитой расположенного на этих высотах неприступного форта, находится крупное поселение.
– Дун-Эйдин. – Я указал на дым над холмами. – Было время, когда мой род владел всеми этими землями до Дун-Эйдина.
– Куда дунь? – спросил Эгил.
– Это крепость такая. И изрядное поселение при ней.