Ленивой походкой грузчики пошли наверх. Навстречу им, вниз по лестницам, замелькали круглые икры в пестрых чулках, покатился крепкий человек в несоветской шляпе.
Скороговоркой:
— Два чемодана — первый класс…
И, мать его знает как, не споткнувшись, долетел до свежевыкрашенной пристани и — прямо в дверь конторы. Касса еще не открыта. В дальнем помещении — яркий свет лампочки. У стола неприветливо сидит капитан и пароходный агент — с бледными скулами, подстриженными бачками. Человек ему с напором, торопливо:
— Вы пароходный агент?
Тот, как будто лишенный рефлексов, помолчав, поднял бесчувственные глаза:
— Что нужно?
— Мне прокомпостировать билет.
— С половины второго.
— Но (задравшись на конторские часы)… Без трех минут половина… Что за формализм!
— Как вы сказали? — угрожающе переспросил агент.
— Я говорю — мне дорога минута… Чрезвычайно… (На бритом лице горошины пота, лягушечий рот осклабился, блеснув золотом.) В конце концов можете мне оказать любезность…
Агент, глядевший на него со всем преимуществом власти этих трех минут, — когда человек может бесноваться и даже треснуть и все-таки подождет, будь хоть сам нарком, — агент при слове «любезность» начал откидываться на стуле, словно предложили ему неимоверную гнусность.
— Любезность? — протянул он зловеще, как из могилы.
Человечек втянул шею.
— А что я сказал? Ну да, любезность, как принято между людьми…
— Принято между людьми… (Казалось, рука пароходного агента, ползет к телефонной трубке.) Человечек сошел с рельс. Но не надолго. Снова взорвался страстным нетерпением.
— Мне нужно две одноместные каюты… Я рисковал сломать шею на ваших проклятых мостовых… (Повернулся к раскрытому окошечку, — где яснее шум колес.)… Сейчас сюда нагрянут с поезда… Вы можете ответить, когда я спрашиваю? Язык у вас отвалится? Есть свободные каюты? Есть? Нет? (Вдруг петушиным голосом.)… Бюрократизм!
Часы бьют половину второго. Агент, с кривой усмешкой нехотя сдавшегося человека, закуривает и мертвым голосом:
— Что вам нужно, гражданин?
От неожиданности человечек выпучился, попятился.
Снова подскочил:
— Две одноместные каюты первого класса рядом…
— Ваши билеты…
Началось внимательное рассматривание билетов. Человечек переступал заграничными башмаками. Шум пролеток приближался.
— Свободных кают нет, — жестом, в котором не было никакой надежды, агент вернул билеты. Пододвинул пачку телеграмм, лизнул плоский палец, начал их перелистывать, не замечая, что у человечка шея потянулась, вытянулась, зрачки забегали по текстам депеш.
— Билет могу прокомпостировать, — сказал агент, — но поедете в рубке первого класса до Саратова…
Морща лоб, как понтер, он читал вполголоса: «Безусловно забронировать две одноместных первого класса для иностранцев мистера Скайльса и мистера Смайльса».
Мгновенно пухлая рука человечка пронеслась мимо носа пароходного агента и упала на телеграмму:
— А это же что, черт возьми! (Схватил депешу.) «Безусловно забронировать»… Телеграмма наркоминдела! На каком же основании у вас нет кают? Головотяпство! Вредительство! (Агент мигнул, в глазах его появилось что-то человеческое.) Я буду жаловаться. Где телеграф? Мистер Скайльс и мистер Смайльс, — это же плановая поездка… Палки суете в колеса?
Под напором страшных слов агент торопливо мигал. Рефлексы его пришли в крайний беспорядок. Он ничего не спросил, ни фамилии человечка, ни того, почему именно он берет каюты Скайльса и Смайльса, — словом, в полнейшей путанице мыслей протянул ему два ключа:
— Извиняюсь, мистер… Товарищ… Две каюты первой категории… Значит это ваша телеграмма? Вам бы надо сразу сказать, что… — Человечек побежал от стола. В дверях, прищурясь: — На пароходе, надеюсь. — икра, стерлядь и тому подобное?
— Кухня на ять… Вот — капитан… Можете переговорить…
Но тот уже исчез за дверью. Агент сел, провел плоскими пальцами по увлажненному лбу:
— И с первого же слова — вредительством сует в морду…
Капитан, сидевший уныло и равнодушно, вдруг усмехнулся желтым боковым зубом под запущенными усами:
— А мое мнение, что он взял тебя на пушку.
Агент, затрясся, позеленел: — Меня — на пушку? Что вы хотите этим выразить?
— А то, что каюты забронированы для американцев, а получил их он.
— Да он кто? (Агент застучал костяшками пальцев по телеграмме.) Он-то и есть американец, как их там, — Скайльс или Смайльс…
— Да ведь ты его даже фамилии не спросил…
— Разговаривать с тобой! Шевиот, штиблеты — бокс, весь в экспорте… Эх ты, провинция! По одной шляпе можно понять, что — американец, как их там сволочей, — Скайльс или Смайльс…
— Так ведь он же русский, — сказал капитан. Агент весь перекривился, передразнивая: — «Рускай»!..
— Он же по-русски говорил.
— «Па-русски»!.. Что же из того — по-русски? Может, он тыщщу языков знает…
Капитан сдался. Крутанул унылой головой:
— С тобой разговаривать… А кормить я их чем буду?
— Иностранцев?
— Ведь нашего они жрать не станут… Ну — икра, стерлядь… И сразу перловая похлебка с грибами на второе…
— Продовольственный сектор меня не касается.
Шумно в контору вошел широкий, ужасной природной силы человек, в сером френче, галифе и тонких сапогах.