Там их ожидал вкусный и обильный завтрак, состоявший из меда, шоколада, бифштекса, шотландской овсяной каши с кайенским перцем, барбарисового варенья и жареной семги. Для юного доктора богословия были отдельно приготовлены различные овощи, так как он уже целый год состоял секретарем и корреспондентом британского королевского вегетарианского общества.
— Какую же тему для беседы изберем мы сегодня? — спросил доктор после того, как была прочитана молитва и все заняли свои места, — я бы, со своей стороны, принимая во внимание обстановку, предложил остановиться на теме о всемирном потопе или на пребывании Ионы во чреве китовом.
— Я думаю, — сказал капитан, — что выбор мы должны предоставить сделать миледи.
Молодая женщина слегка смутилась.
— Я бы предпочла побеседовать о всемирном потопе, — сказала она после маленького колебания и, уловив одобрительный взгляд лорда Артура, покраснела от удовольствия.
Молодой проповедник начал говорить спокойно, но постепенно разгорячась все больше и больше. Несмотря на то что слушатели наизусть знали всю эту историю, она не преминула произвести на них должное впечатление, и все они несколько раз взволнованно прерывали рассказ восклицаниями вроде: «Неужели? Что за ужас! Бедный Ной!», а капитан, забывшись, однажды даже вскричал: «Ах, черти полосатые!», после чего едва не умер от смущения.
Внезапно раздался крик вахтенного:
— Плот на юго-западе.
Слышно было, как наверху забегали матросы.
Молодой доктор, чтобы не томить любопытства, естественно пробудившегося в слушателях, принужден был, так сказать, скомкать свое повествование и немедленно укрепить ковчег на Арарате, после чего все завтракавшие устремились наверх, вооружившись подзорными трубами.
Что-то похожее на плот в самом деле чернело в лазурном тумане.
— Там развевается что-то белое, — воскликнул лорд Артур.
— Это, очевидно, потерпевшие кораблекрушение, — сказал доктор.
— Или, может быть, разбойники, — заметила Маргерет.
— Я думаю, — произнес капитан, — как мне бы ни хотелось согласиться с очаровательной леди, что предположение доктора вернее. Это, очевидно, потерпевшие кораблекрушение.
— Да, но там плывут деревья, откуда же у потерпевших кораблекрушение могут быть деревья?
— Цветники бывают на больших пароходах, но лесов пока еще не разводили.
— Я уже ясно вижу людей. Людей, — крикнула леди, — и еще что-то… Черное.
— Опустите сейчас же трубу, Маргерет, — сказал лорд Артур, — эти люди нагие.
— В таком случае, — ледяным голосом отвечала Маргерет, — опустите и вы трубу, ибо среди этих людей есть нагая женщина.
— Вы ошибаетесь, Маргерет.
— Нет, я не ошибаюсь.
— Гм. По-моему, вы ошибаетесь… Что вы скажите, доктор?
Молодой доктор глядел на приближающийся плот.
— Разве там есть женщина? — пробормотал он, причем жилы у него на лбу вдруг надулись.
— Да, там есть женщина, — продолжала Маргерет тем же тоном, — и мне бы очень хотелось, лорд Артур, чтобы вы проводили меня в мою каюту.
— Но…
— Вам незачем присутствовать при спасении этих людей… Капитан Билль Брасс справится без вас.
— Однако…
— Вы почитаете мне вслух Свинберна…
Раздались слова команды, и «Королева Анна» плавно двинулась навстречу плоту, метнув в небо целое облако белого, как гигроскопическая вата, дыму. Лорд и леди удалились в каюту.
— Ну, конечно, там есть женщина, — сказал капитан, — ее теперь можно видеть даже невооруженным глазом.
— В самом деле, — произнес юный доктор, опуская трубу. — Капитан, я бы хотел присутствовать при спасении несчастных. Может быть, кто-нибудь из них пожелает немедленно выслушать проповедь.
Читатель, вероятно, уже догадался, ибо читатели обычно бывают догадливее, чем этого хотелось бы авторам, что плывшие на плоту путники были наши старые знакомые, сметенные с острова Люлю небывалым ураганом.
Среди них находилась и прекрасная принцесса, не утонувшая вследствие толщины и подобранная путешественниками, из которых двое состояли, между прочим, членами соревнователями французского общества спасения на водах. Им удалось кое-как связать одеждой плававшие в море деревья, и вот на том плоту плыли они уже много дней, питаясь корою одного из деревьев, за безвредность и питательность которого поручился профессор.
Ламуль, как натура малодушная и мстительная, все время не упускал случая побольнее уколоть бедного Мориса.
— Скажите, пожалуйста, — говорил он с глупо умильным выражением лица, что это за прелестная собачка выгравирована у вас над левой бровью?
— Это квагги, — мрачно отвечал последний, стараясь спрятать куда-нибудь свое лицо.
— Нет! Какие искусники эти дикари! — продолжал Ламуль, — а эта бабочка. Взгляни, Тереза… Ну, точь-в-точь живая. Ей-богу, если бы был сачок, я не удержался бы и попробовал бы поймать.
Морис с надеждой и мольбой взглядывал на Терезу, но — о, женщины, ничтожество вам имя — она сразу охладела к нему, как только увидала его в том новом облике, не свойственном европейским понятиям о красоте.
— Господин Фуко, — насмешливо говорила она, ваша супруга что-то хочет сказать вам.