Повелители драконов. Книга 2. Пронзая ветер

— Что ты об этом знаешь! — фыркнула Ртуть. — Знаешь, какая у меня любовь была! Полное безумие! Мы с ума сходили друг от друга! Если хочешь знать, меня из-за этого и поспешили пристроить замуж, чтобы я остепенилась.

— Что же случилось с твоим парнем?

— Он умер от счастья! Навсегда! — с гордостью воскликнул Шут, в точности копируя голос Ртути.

Ртуть обиделась и замолчала. Ланетта обняла подругу и неодобрительно покосилась на Шута. В настоящее время разговоры о любви представляли для нее особый интерес.

— Да не обращай, Ртуть, на него внимание. А ты, Линь, не хочешь слушать — пересаживайся к Папаше Моту, помогай лошадьми управлять.

Шут ловко нагнулся и поцеловал Ртути кончики пальцев:

— Прости, Ртуть, мне, правда, интересно. Просто иногда язык мой — враг мой.

Но она не умела долго обижаться. Мечтательно вздохнув, Ртуть продолжала вспоминать:

— Он был из благородного Дома. Путешествовал в маске инкогнито и хотел познать жизнь простых людей…

Шут хрюкнул, но промолчал.

— Но потом его призвали дела Дома, и он был вынужден покинуть меня.

— Какая романтичная история! — восторженно закатил глаза Шут.

— Это не все! — возмутилась Ртуть

— Как, были еще и другие благородные господа в масках?

Ртуть взвизгнула и бросилась на насмешника.

Так в рассказах, с подшучиваниями и дружескими потасовками они незаметно доехали до небольшого селения под названием Кобси.

Кобси

Ланетта разглядывала опрятные белые домики с черепичными крышами, утопающие в зелени плодовых деревьев. Каждый дом, помимо сада, скрытого за высоким резным забором, имел еще палисадник, где благоухали пышные розы и нежный жасмин. По пустынным улицам, засыпанным чистым речным песком, важно расхаживала домашняя птица. Еще не оклемавшиеся от дневного зноя собаки, дремавшие на обочине, лениво провожали взглядами цирковую повозку. В Кобси царила сонная пристойность и благополучие.

Папаша Мот уверенно гнал лошадей по широкой улице, никуда не сворачивая, пока они не очутились на единственной площади селения. Аккуратное двухэтажное здание, обитое досками, выкрашенными веселой желтой краской, резко отличалось от других домов. Привязав лошадей к коновязи и плеснув в корыто теплой воды из стоявшего рядом ведра, циркачи гурьбой вошли в гостиницу. Она была практически пустая. Артисты вольготно расположились на широких скамьях в предвкушении обеда. Хозяин в белоснежном переднике и накрахмаленном колпаке лично пришел принимать заказ. Но когда он озвучил цены, все, переглянувшись, дружно потянулись к выходу.

— Эй, постойте! — окликнул их хозяин, растерявшийся от столь решительного неприятия предложенных им цен. — Может тогда вчерашние щи и кашу? Я недорого возьму.

Ужик жалобно замычал, просительно глядя в глаза Шута. Тот остановился:

— Договорились. Только пиво за ваш счет. Да мясная нарезка к нему тоже. Да зелень. А хлеб чтобы только что из печи был.

— Как это? — от изумления открыл рот хозяин.

— А так, любезнейший. Мы привлекаем к тебе твою сельскую клиентуру, ублажаем ее байками из города, а ты заботишься, чтобы наши глотки не пересохли, а животы не бурчали от скисших щей и прогорклой каши.

Хозяин с восхищением посмотрел на наглеца и, подумав, протянул руку, скрепляя сделку рукопожатием.

Он не прогадал. Мимо Кобси шла объездная дорога, а путники в селение заворачивали редко. Они предпочитали либо сэкономить, чтобы с большим вкусом и размахом потратить деньги в столице, либо, наоборот, растянуть чудом оставшиеся в кошелях гроши до дома. Не удивительно, что селяне, вернувшись с полей, несказанно обрадовались циркачам. Очень скоро трапезная гудела от набившихся в нее посетителей, не избалованных новыми впечатлениями. Ртуть и Папаша Мот, взволновано перебивая друг друга, рассказали о недавних событиях в Миотополе. Селяне громко ужасались и требовали пива, чтобы хоть как-то привести в чувства расшатавшиеся нервы. Пиво возбуждало аппетит, а следом новую жажду…

На счастливого хозяина и его домочадцев посыпались заказы. Когда Папаша Мот пригласил подвыпивших крестьян на представление, повеселевшая публика встретила это ревом восторга.

— Но представление состоится, если селение согласятся выплатить нам вперед двадцать пять монет и оплатить ночлег и ужин в гостинице, — тотчас встрял оборотистый Шут.

Веселье несколько спало. После долгих пререканий и торгов обе стороны сошлись на двадцати монетах и оплате ночлега. Мужики со вздохом пустили меж собой шапку, собирая озвученную сумму, но передавая деньги, пригрозили, что если представление не понравится, потребуют все назад.

Когда циркачи вместе с толпой крестьян вышли из гостиницы, площадь было не узнать. Она кишела народом, со всех сторон обступившим повозку.