Повелители лошадей (ЛП)

Ямун продолжил. — Что, если бы все повиновались мне и никогда не подвергали сомнению мое слово? Где бы я взял своих мудрых советников? Они были бы не лучше поношенного сапога. Кахан поднял свой  заляпанный грязью сапог, а затем отбросил его в сторону.

Униженный охранник автоматически кивнул.

— Как ты думаешь, почему у правдивого человека одна нога в стремени? Правда — это не всегда то, что люди хотят услышать. Учись, и когда-нибудь я сделаю тебя командиром, — закончил Ямун, подавляя зевок. Он с трудом поднялся на ноги и начал расстегивать пуговицы своей мантии. — А теперь я устал, и сегодня буду спать один. Проследи, чтобы моя охрана была в порядке, и пошли кого-нибудь в женскую палатку. Скажи дамам, что они не понадобятся. Ты будешь спать у моего порога.

— По твоему слову, это будет сделано, — сказал охранник, касаясь головой пола, признавая обязанность, возложенную на него каханом. Он подбежал к двери и ослабил шнурки достаточно, чтобы выкрикнуть приказы.

Прежде чем стражник закончил, кахан с трудом сбросил с себя одежду и в изнеможении рухнул на жесткую деревянную кровать, установленную позади его трона.

4. Чанар

Было позднее утро следующего дня, когда за Коджей прибыл эскорт дневных стражей в черных одеждах, чтобы отвести его в «королевский комплекс». Священник неохотно собрал свои письменные принадлежности. Сегодня он не горел желанием находиться в присутствии Ямуна, не после того, что произошло прошлой ночью. Хотя дикая ночь в шторм была ясна в его памяти, за исключением моментов, когда он поддался слепой панике, Коджа все еще не понимал, что произошло. Это, наряду с идеей стать биографом кахана, пугало его.

Взобравшись на ожидавшую его лошадь, священник отправился в путь. Один человек ехал рядом с ним, держа поводья его лошади. С тех пор как с Коджей произошел несчастный случай, охранники принимали максимальные меры предосторожности с его скакуном. Никто из них не хотел, чтобы лошадь иностранца снова пустилась галопом.

Дождь, прошедший прошлой ночью, изменил сухую степь. Снежный покров растаял, превратившись в пятна и лужи слякотной грязи. Травы и цветы, наполненные яркой вибрирующей зеленью, выросли там, где раньше ничего не было. Земля вокруг Большой Юрты была покрыта участками свежей зелени и бесплодными участками взбитой грязи. Маленькие черноголовые птички прыгали по краям этих болотцев, тыча клювами в стоячую воду. Дети бросались на них, отпугивая, а затем весело шлепали по грязи. Ноги и подолы их одежд были покрыты запекшейся грязью.

Проехав через вход во владения кахана, стражники спешились и повели своих лошадей вверх по склону. Пока они шли к  юрте вождя, Коджа окинул взглядом загоны для лошадей, пытаясь решить, какой загон был местом ужасающего посещения прошлой ночью. Не было ничего, что отличало бы один от другого, поэтому он не мог быть уверен — какой из них тот самый.

— Капитан, — окликнул Коджа, спеша рядом с ответственным офицером, — прошлой ночью произошло что-нибудь необычное?

Замедлив шаг, офицер повернулся, чтобы посмотреть на Коджу. — Необычного? Тейлас наслал бурю.

— Да, но не только это. Ночные стражи сообщили о чем-нибудь странном?

Капитан подозрительно посмотрел на него, его глаза сузились. — Странного? Я не слышал ни о чем странном.

— До меня дошли слухи, что некоторые лошади сбежали.

— Человек, который прислушивается к своим соседям, редко слышит правду.  Капитан снова ускорил шаг, давая понять, что больше не будет отвечать на вопросы.

Приблизившись к вершине холма, Коджа увидел, что сегодня суд должен был состояться снаружи. Территория была уже подготовлена. Войлочные коврики с ярко-красными и черными узорами были расстелены на размокшей земле толстым слоем так, чтобы самые верхние оставались сухими. Маленький табурет для кахана стоял у входа в его юрту. За сиденьем возвышался штандарт кахана с лошадиными хвостами — знак того, что он присутствует в своем комплексе. Слева лежал золотой футляр для лука кахана, а также колчан, наполненный стрелами с голубым оперением. На правой стороне от  штандарта было седло из полированной красной кожи. Края седла были отделаны белой овчиной, а серебряная фурнитура ослепительно поблескивала на солнце. Рядом с троном Ямуна стоял поднос с чашками, чайником и кувшином.

— И пусть его лошади пасутся на нашем пастбище, — прогремел кахан неподалеку. Он поднимался на холм по другой тропе, очевидно, возвращаясь с каких-то дел. Он все еще был одет в толстые слои своей спальной одежды, а его волосы были распущены. Коджа мог видеть кончики его ног под длинными подолами, обутые и покрытые холодной грязью.

С Ямуном шел старый, сутуловатый хан, который рассеянно кивал, когда кахан отдавал свои приказы. Старый человек был невысоким, худощавым с клочковатыми волосами и постоянной сутулостью. Коджа узнал в этом человеке Хана Гоюка — одного из доверенных советников Ямуна.