Ева никогда не знала другого отца, кроме Рика Стюарта, а единственной женщиной, которая могла бы заменить ей мать, была Кора Стюарт, но они прожили вместе лишь несколько лет, и Кора так и не узнала правды о Еве. Ни о о ее связи с землей, ни тем более о тайне ее зачатия.
Ева мысленно встряхнулась. Бессмысленно терзаться прошлым. Уже ничего не изменить. Остается только терпеть.
Но сколько еще Ева выдержит?
Центральная точка острова издавна была отмечена рощицей цезальпиний на краю небольшого парка с увитой глицинией беседкой и копией знаменитого фонтана с русалками и русалочьим ребенком, украшающего площадь Жирарделли в Сан-Франциско. Цезальпинии стояли в пышном цвету, наполняя заброшенный парк ароматом карамели. Фонтан вот уже пять лет как высох, а глициния полностью поглотила беседку – но Ева находила в этом особое очарование и волшебство.
Нырнув за занавес из зеленых лоз и пахучих, похожих на гроздья винограда пурпурных цветов, Ева почувствовала себя настолько умиротворенной, насколько это было возможно на острове. Под ветхим сиденьем скамейки, тянувшейся вдоль стен беседки, хранилась длинная металлическая коробка, из которой Ева достала толстую подушку для медитации. Она подошла к центру беседки, положила подушку на деревянный пол и села на нее, скрестив ноги под собой. Она закрыла глаза и широко раскинула руки, словно хотела заключить кого-то в объятия.
И Ева действительно обнимала – обнимала Землю.
Можно было бы сказать, что она мысленно слилась с густым занавесом лоз, укрывавших беседку. Если говорить точнее – хотя и это недостаточно полно выразит смысл происходящего, – она соединилась разумом, духом и телом с сущностью живых растений. Она почувствовала их, и ее полные губы изогнулись в радостной улыбке. Хотя глициния выглядит нежной цветущей лианой, но в ее природе нет никакой изнеженности. Ева ощущала силу и упорство этого растения. Она прильнула к нему и последовала за ним вниз… вниз… вниз… Погружаясь так глубоко, насколько могла, пока не добралась до водного пласта.
Мгновение Ева отдыхала в уютном окружении плодородной земли, черпая утешение в красоте таинственных недр. Почувствовав, что готова, Ева воззвала к своей стихии. Всеми фибрами души и каждой молекулой измененной ДНК, которая связывала ее с землей, Ева сосредоточилась на том, что искала. Она заговорила, не открывая рта, и голос странным эхом возвращался к ней от листьев глицинии, а лозы покачивались под тяжестью ее просьбы.
Ева с радостью откликнулась на прилив ощущений, раскрывшихся в ней подобно первоцвету. Ее наполнило внезапной ясностью, и разум забурлил от возможностей, и, хотя все это сопровождалось болью – от набухающего под кожей на правом плече идеального красновато-коричневого кристалла, – Ева приветствовала этот дар, принимала его и ценила. Сила земли была бальзамом для ее измученного тела и истерзанной души, и она отчаянно хотела остаться там, на глубине, общаться со своей стихией, чувствовать себя защищенной и просветленной.
Но она не могла там остаться. Что будет с братьями? С отцом?
Ева открыла глаза и быстро встала, убрала подушку обратно в коробку и поспешила вон из беседки.
Почему она раньше не подумала об этом? Все так просто на самом деле.
Им не стоит продолжать поиски Фостер. Это тупик. Кора наверняка сделала все, чтобы надежно спрятать от них девчонку.
И поиски Тейта тоже напрасны. Он не появился, чтобы похоронить своих родителей, не вернулся домой – к тому, что осталось от его прежней жизни, – и это значит, что Фостер убедила его скрываться вместе с ней. Если мальчишка хочет сыграть в эту игру, им нужно это принять. Тейту придется
– Он не захочет потерять весь свой мир, – вслух сказала Ева колышущимся пальмам и травам. – И не захочет потерять последних близких людей, оставшихся в его мире. Поэтому сместим фокус и сосредоточимся на хорошем мальчике Тейте, будем присматривать за его родней. Он наверняка сломается. Рано или поздно он свяжется с ними, и вот тогда мы заполучим и Тейта, и Фостер – двоих по цене одного!