Повелители стихий

Шарлотта глубоко вдохнула влажный соленый воздух и медленно выдохнула. Потом закрыла глаза и прислушалась.

Долго ждать не пришлось, что ее немало удивило. Обычно ей приходилось проводить почти весь день в воде, прежде чем она начинала различать звуки, но нынче – в этот волшебный, ветреный, волнистый день – Шарлотта расслышала их сразу.

Волны, поднимающиеся из глубины, доносили до нее поющие голоса.

Впервые Шарлотта услышала их в шесть лет. В тот день она сказала родителям, что больше не хочет, чтобы ее звали Чарльзом или Чарли, и отныне не намерена стричь волосы. Она хотела, чтобы волосы у нее были длинными, как у мамы. И еще хотела вплетать в них розовые бантики и носить розовое платье в тон.

Услышав такое заявление, отец расхохотался, и шестилетняя Шарлотта тоже рассмеялась, не понимая, что он смеется над ней, а не с ней.

Мама не смеялась, но это неудивительно. Кэролайн Мари Мериуэзер Дэвис смеялась только в клубе на встречах с другими членами организации «Объединенные дочери Конфедерации»[39] – да и то после второго стакана водки с мартини.

Мать попыталась вразумить дочь крепкой пощечиной.

Не сработало.

Шарлотта убежала на пляж и плакала, пока ее не сморил сон. Проснувшись, она обнаружила, что наполовину укрыта приливом, и в ушах звучат красивые, мелодичные женские голоса.

Остаток дня она так и просидела на берегу, по пояс в воде, наслаждаясь звуками океанского оркестра.

Ее нашли уже на закате. Шарлотта пыталась объяснить родителям и спасателям, что не слышала их криков, потому что слушала пение русалок под водой.

Все в один голос обвинили ее во лжи, потому что никто, кроме Шарлотты, никакого пения не слышал. Никто и никогда не слышал пения, кроме Шарлотты.

И вот теперь хор русалок призывно поднимался из бурных волн, воплощая всю страсть океана, вступающего в сезон ураганов.

Все еще с закрытыми глазами, Шарлотта начала подпевать эфемерным голосам, пытаясь, как всегда, уловить слова – и, как всегда, слышала только мелодии, но слова ускользали от нее, как волны, сбегающие обратно в океан.

– Бастьен, чувак! Я сдаюсь! Это бомба. Я ни за что не справлюсь!

Грубый мужской голос вторгся в ее идиллию, сначала перебив, а потом и полностью заглушив русалочьи голоса. Раздосадованная, Шарлотта открыла глаза и увидела молодого парня, который тащился к берегу неподалеку от нее. Привязанная к его запястью длинная доска для серфинга болталась на волнах позади него. Он не обращал никакого внимания на Шарлотту. Все его внимание было приковано к воде.

Шарлотта проследила за его взглядом и увидела, что гигантская волна, набирая скорость и высоту, с ревом несется к берегу. В самом центре этой волны, в красивой, завивающейся части, которую Шарлотта мысленно сравнила с очаровательным водяным туннелем, проступила фигурка серфера. С грацией танцовщика он балансировал на доске как будто без всяких усилий. Темные волосы развевались позади него. Высокий, с мускулистой грудью в блестящих каплях воды и пота, он улыбался – так, словно переживал лучшие мгновения своей жизни.

– Йоу-ху! Двойной оверхэд,[40] чувак! Бастьен, ты ее делаешь! – Второй парень добрался до пляжа и кричал серферу, сложив ладони рупором.

Шарлотта даже не взглянула на него. Она не могла оторвать глаз от серфера. Оседлав огромную волну, он вместе с ней приближался к берегу. Теперь она видела его глаза, которые потрясли ее своей сверкающей бирюзой – так странно напоминающей цвет ее собственных глаз.

Волна неумолимо надвигалась… и, наконец, серфер изящно спрыгнул с доски и сошел на берег под аплодисменты и улюлюканье друга. Серфер повернулся и поклонился океану, как будто благодарил его за эту сумасшедшую гонку.

Выпрямившись, он повернул голову и встретился взглядом с Шарлоттой.

Она видела, как он замялся в нерешительности и даже споткнулся на секунду, когда его накрыло набежавшей волной, но быстро обрел равновесие и кивнул ей – очень по-южному, по-джентльменски, что определенно одобрила бы бабушка Мирти.

– Привет, cher.[41]

Его голос был глубоким и бархатистым. И Шарлотта подумала, что его акцент – самое сексуальное из всего, что она когда-либо слышала.

– Доброе утро, – машинально произнесла Шарлотта.

– Какая ты милая. Douces comme du miel.[42] Я – Бастьен. А это – мой podna[43], Дикки.

Шарлотта чуть не выпалила свое имя. Часть ее хотела выложить ему сразу все: имя, номер телефона, номер страхового свидетельства и адрес. Все-все-все, лишь бы он позвонил и поговорил с ней еще раз этим божественным голосом. Но она не могла рассказать ему всего. Да он бы и не захотел услышать всего, и потому она не собиралась говорить ничего.

Но он смотрел на нее. Можно сказать, рассматривал, переводя взгляд с ее длинных голых ног на мальчишеские шорты, пляжную рубашку, мокрую насквозь и прилипшую к коже. Он смотрел не то чтобы с вожделением, но пристально и с очевидным интересом, и по спине Шарлотты пробежала знакомая дрожь страха.