Повелители сумерек: Антология

«Подпереть… подпереть дверь… родители совсем скоро приедут… не сожрёт же он их четверых разом…»

Под руки попадаются лыжные палки, Борис лихорадочно пихает их в массивную дверную ручку, а в комнате щёлкает замок и снова звучат шаги, — удивительно тяжёлые для худенького двенадцатилетнего мальчика.

Может, он и не соображал ничего, этот Мальчик-Вампир, но инстинкт привёл его безошибочно, прямиком к убежищу…

Дверь содрогается, с потолка сыпется мелкая штукатурная крошка.

«Дёргай, дёргай, только ручку оторвёшь… — успокаивает себя Борис. — Попробуй-ка прогрызть эту дверку… Лишь бы выдержали палки… лишь бы выдержали…»

— Кол! — выкрикивает Танька, уже не таясь. — Нужен кол, он его не убьёт, но хоть остановит…

Остановит… до следующей серии… Борис снова шарит по кладовке, ничего подходящего нет (а дверь ходит ходуном от постоянных рывков), пытается отломать доску от полки, но приколочено всё на совесть. Ему кажется, что в кладовке стало светлей, он видит теперь то, что лихорадочно ощупывают пальцы. Он оборачивается — старые алюминиевые лыжные палки заметно изогнуты, дверь чуть приоткрылась, свет льётся в щель шириной в два пальца… С каждым рывком щель растёт…

Борис видит и хватает с пола маленькую, в три ступеньки, деревянную лесенку (доставать вещи с верхних полок? — не важно!) и с размаху бьёт ею о стену. Потом ещё, ещё, ещё… На боль в сломанных рёбрах не обращает внимания. Радостно всхлипывает, когда в руках остаётся обломок лестницы с острым расщеплённым концом.

Щель уже достаточно широка, можно просунуть хоть руку, хоть голову, но Мальчик-Вампир не спешит.

Борис сжимает кол, готовясь воткнуть его в тварь — не в Димку, слабака и неудачника, — в поганую кровожадную тварь. В Мальчика-Вампира. За секунду до того, как выпадают палки, согнутые в ломаную дугу, Борису представляется удивительно яркая картина: он стоит над проткнутым тщедушным тельцем и пытается объяснить приехавшей милиции, кого ему пришлось убить…

Мальчик-Вампир низко, очень низко пригибается и ныряет в полутьму кладовки. Борис промахивается и кричит, тут же захлебнувшись слабеющим хрипом. Танька вопит громко и долго, минуты две… Потом смолкает и она.

…Скрюченные окровавленные пальцы на удивление ловко справились с замком, не поддавшимся Таньке; Мальчик-Вампир бесшумно выскользнул на лестничную площадку. Он был очень несчастен — ничего не знающий и не помнящий о себе, не знающий вообще ничего, кроме терзающего голода, причиняющего постоянную невыносимую боль — боль, которую могла на короткое время приглушить только горячая человеческая кровь…

Внизу, у входной двери подъезда, раздались голоса, два мужских и два женских, — беззаботные, весело перекликающиеся… Левый угол рта Мальчика приподнялся в очень неприятной усмешке, обнажая длинный жёлтый, слегка изогнутый клык.

Елена Первушина Убежище. Ночь и день

Часть первая НОЧЬ. ГОНЕЦ

Замёрзший повод жжёт ладонь,

Угроз, команд не слышит конь,

И в лужах первый лёд трещит,

Как в очаге огонь.

Иосиф Бродский. Старинные английские песни

Даже здесь, в Лангедоке, весенние ночи бывают на удивление холодны. Я забыл перчатки, и сейчас руки так закоченели, что я не могу даже как следует дёрнуть за повод, и мой мерин плетётся неторопливо, предоставленный сам себе. Нет, неправда. Всё я могу. Просто я не хочу спешить, не хочу приезжать на место, не хочу передавать то, что мне поручено передать, и поэтому растираю руки и окоченевшие колени, но не подбираю повод и не даю коню шенкелей. Бывают вести, которые нелегко принести, даже если они тебя не касаются.

Впрочем, дорога здесь такая, что торопиться и в самом деле не стоит. Узкая каменистая тропа вьётся по склону горы, взбираясь к каменному замку на утёсе, и лучше дать волю коню — пусть сам решает, куда поставить ногу. Так что я не тороплюсь.

Но любая дорога рано или поздно кончается. Меня встречают с почётом и ведут сразу же наверх, в башню, в личные покои графа. Ему, в отличие от меня, не терпится выслушать новости. Мы проходим мимо большого зала, и я успеваю увидеть сидящую на возвышении графиню в алом платье, в ореоле золотистых волос, перехваченных тонким обручем, юношу в голубой накидке, с лютней, стоящего у камина, полудюжину гостей за длинным столом, нарядных мальчиков-слуг, снующих с чашами для омовения рук. Графиня тоже видит меня и привстаёт в кресле, но я поспешно делаю ей знак рукой, и она не менее поспешно отводит взор и вновь опускается на подушки.

Граф — мужчина во цвете лет, у него суровое лицо, твёрдый подбородок, осанка бывалого наездника и мозолистые руки настоящего воина. И ещё я не вижу у него никакой магической ауры. Должно быть, он просто Защитник. Защитник существа, которое я видел внизу. И когда я понимаю это, я понимаю также, как трудно мне будет сказать те слова, что я привёз с собой.