Повелители волков

И тут появился Итобаал. Это было невозможно, невероятно! Алкима словно переклинило. Он пытался продолжить свою речь, но лишь зевал широко открытым ртом словно выброшенная на берег рыбина.

Итобаал не обратил на Алкима никакого внимания. Рядом с трибуной стояли правители Ольвии — первый архонт, полемарх с двумя стратегами, фесмофеты, главный агораном и прочие должностные лица. Финикиец с достоинством поклонился архонту и сказал:

— Царь персидский Дарий в моем лице приветствует архонта, магистрат и всех граждан славной Ольвии! И желает засвидетельствовать всем вам свое почтение!

Его зычный голос был слышен во всех уголках площади. Народ заволновался, но тихо — словно зашумел морской прибой. Посол! Самого царя Дария! Повелителя половины подлунного мира! Он не грозит Ольвии всеми карами, если она и подчинится его воле, а шлет приветствие! С почтением! Это было так удивительно и необычно, что у многих ольвиополитов почему-то мороз пошел по коже.

— Гладко стелет… — пробормотал полемарх Гелиодор.

— Да жестко спать придется, — подхватил его мысль Мегасфен.

Он, как и полемарх, принадлежал к тем, кто настаивал на сопротивлении персам.

Тем временем свита Итобаала расстелила прямо на площади коврик и начала выкладывать дары царя Дария. У всех, кому удалось рассмотреть дары, глаза полезли на лоб — за что такие милости?!

Объяснение пришло быстрее, чем ожидалось. Все-таки ханаанский купец, при всей своей пронырливости и хитрости, не владел в полной мере искусством дипломатии. На его торгашеский взгляд столь ценные подношения, которые он привез от имени персидского царя, должны были умаслить любого человека и сделать его мягким, как воск, — что хочешь, то и лепи с него. Видимо, Алким не просветил Итобаала, что золото, деньги и прочие ценности не являлись в Ольвии, как в Ханаане, мерилом добродетели и не возвышали статус богача до больших высот; при всем том, к накопительству ольвиополиты относились достаточно спокойно, а уж стяжательство и на дух не переносили. Мало того, общественное мнение в полисах осуждало граждан, занимающихся накоплением богатств или ведущих праздный образ жизни.

— Посылая дары, царь царей Дарий хочет этим сказать, что берет вас под свою опеку и защиту! — От зычного голоса Итобаала даже воздух завибрировал; ханаанин старался во всю мощь своих легких. — На вашу землю придут мир и процветание, и варварские племена будут относиться к вам с почтением и никогда не посмеют на вас напасть!

Как раз этого Итобаалу и нельзя было говорить при большом стечении народа. Возможно, архонт и магистрат в своем здании, без лишних свидетелей, отнеслись бы к требованию Дария с большим пониманием, но ханаанин обладал повышенным самомнением и, увы, чересчур хорошо поставленным голосом.

«Берет под свою опеку! Гарантирует защиту!» — Агора загудела словно потревоженная пчелиная колода. Даже тугодумы поняли, что сказал посол Дария, пусть и не напрямую: вы должны склонить головы перед персом и подчиниться его воле. На этом о гражданских свободах, которыми так гордились греки, можно будет забыть.

Шум нарастал. Вскоре начали раздаваться крики: «Долой!», «Прочь с агоры, пес!», «Убить наглеца!», «Бросить его в море на съедение рыбам!». Горящие гневом глаза, сжатые кулаки, а кое-где и замелькавшие в воздухе дубинки не предвещали послу Дария ничего хорошего. Итобаал смешался, ссутулился и бросил умоляющий взгляд на Алкима, который по-прежнему торчал на трибуне как гриб-поганка на лысом бугорке. Но земледелец лишь тупо глядел на бурлящую толпу, а в его голове билась только одна мысль: «Лишь бы никто не узнал, что я помогал персам! Лишь бы никто не узнал…»

— Тихо! — У первого архонта голос был лишь немного слабее, чем у Итобаала. — Замолчите все! Стыдитесь! Перед вами посол, особа неприкосновенная! Своей несдержанностью вы позорите Ольвию! Вы свободные граждане, а не толпа безумствующих рабов!

Поднятый вверх золотой жезл со скульптурным изображением дельфина на верхнем конце — знак власти первого архонта — и его увещевания, перемежающиеся угрозами лишения гражданства и изгнания из Ольвии тех, кто коснется посла и его свиты, возымели свое действие. Агора постепенно начала успокаиваться, но тихое, угрожающее ворчание толпы все равно не сулило Итобаалу ничего хорошего.

— Мы дадим тебе ответ, посол, но не сейчас, — сказал архонт. — А пока вас проводят в отведенное посольству здание и обеспечат всем необходимым.

Итобаал попытался сказать, что хотел бы вернуться на триеру, но архонт его даже не стал слушать, и вскоре в сопровождении двух десятков вооруженных гоплитов посольство увели с агоры словно под конвоем. Спустя какое-то время опустела и площадь — все разговоры и решения оставили до следующего раза, пока не утрясется вопрос с персидским посольством…

* * *