Повелительница стали

– О да, он смог. Но ты борешься с ним. Он позволил чтобы с мной случилось что-то плохое, и ты ненавидела его. Он спас меня, и ты снова к нему несправедлива.

– Я не ненавижу его.

– Знаю, что не ненавидишь. Я просто надеюсь, что и он это знает.

– Ему полезно будет немного побеспокоиться, – шучу я.

Она смеется, и я чувствую, как ее голова трясется у меня на плече.

– Думаю, он идеально тебе подходит. Если бы вы двое могли просто переступить через себя, думаю, вы оба были бы счастливы.

– Я могла бы сказать то же самое о тебе и Петрике.

Ее мышцы напрягаются.

– Нет. Он скучный идиот, которого больше волнуют книги, чем люди.

– Скучный? – спрашиваю я.

– Да.

– Ты находила его истории увлекательными. Вы двое могли говорить часами, пока мы были в дороге.

– Хорошо, он не скучный, но ему все равно не интересны люди. Он заботится лишь о том, чтобы врать им.

Я вздыхаю.

– Это неправда. Да, он солгал. Он так заботится о тебе, что готов был рискнуть тем, что ты возненавидишь его, лишь бы обезопасить тебя. Это доказывает, что он заботится о тебе больше, чем о себе.

– Я… – Она обрывается на полуслове и пытается отстраниться, но я прижимаю ее к себе еще крепче.

Я меняю тему, чтобы ей стало лучше:

– Ты потная.

– Тогда, может быть, тебе стоит отпустить меня.

– Никогда, – ухмыляюсь я.

* * *

Хочу не спать всю ночь, разговаривая с сестрой, но я так устала от всех этих путешествий и переживаний за Темру, Келлина и все остальное. Наконец-то все в порядке, и я могу просто отключиться в теплой, удобной постели Темры.

Когда я просыпаюсь, мои веки кажутся слипшимися. У меня болят конечности, и мне очень нужно в туалет.

Но главный признак того, что я сплю уже очень долго, – это Келлин, сидящий в кресле в углу комнаты. Перед ним лежит книга, и он лениво переворачивает страницы. Он скрестил ноги в лодыжках перед собой.

– Ты умеешь читать, – говорю я. Мой голос хрипит после долгого молчания.

Келлин смотрит на меня, одаривая улыбкой, которая согревает каждую частичку меня, а затем откладывает книгу в сторону.

– Это Петрика. История, которую он написал о нашем путешествии и спасении от Киморы.

– Хорошо написано?

– На удивление. У него настоящий талант к словам. События кажутся гораздо более героическими, чем они были на самом деле.

– Не думаю, что в твоем случае это может быть так.

Наемник встает, подходит к кровати и садится на край.

– Как ты себя чувствуешь? – спрашивает он.

– Я в порядке. Это же не в меня стреляли. Как твоя рука?

Он закатывает рукав, обнажая тонкий белый шрам.

– Раны словно никогда и не было. Немного побаливает, но Серута говорит, что через некоторое время это чувство должно пройти.

– Я так рада. А твое ухо?

Келлин бледнеет и нерешительно убирает волосы с левой стороны лица.

– Выглядит отлично! – говорю я.

– Выглядит отвратительно, – говорит он, почти сразу же опуская свои рыжие локоны.

– Не говори ерунды.

– Я серьезно. У меня не хватает половины уха. Это выглядит жутко. И я не очень хорошо слышу с этой стороны.

– Но кожа вокруг пореза прекрасно зажила. С тобой все будет хорошо.

Келлин ничего не говорит, лишь молча смотрит на стену позади меня.

– Ты… расстроен, потому что они причинили тебе боль из-за меня? – нерешительно спрашиваю я.

– Сестры, нет! Зива, я тебя совсем не виню. Откуда ты могла знать, что они так поступят? Ты спасла меня! Вытащила меня оттуда. Привезла меня сюда.

– Тогда в чем же дело?

Он вздыхает.

– Я беспокоюсь, что другие могут начать смотреть на меня по-другому. Они подумают, что я… слабее.

– Это глупо. Никто так не подумает. И вообще, это свидетельство того, что ты пережил. Что ты прошел через нечто ужасное и это сделало тебя сильнее. Конечно, ты можешь расстраиваться из-за случившегося, но не будь так строг к себе. А если кто-нибудь изменит отношение к тебе, то сообщи мне. Я выскажу им все, что думаю.

Усмешка смотрящего на меня сверху вниз Келлина – лишь намек на улыбку.

– А что насчет тебя?

– Что насчет меня?

– Что, если ты будешь относиться ко мне по-другому?

Он не… он же не думает всерьез, что из-за этого он перестанет мне нравиться?

– Келлин, – спрашиваю я, – как ты думаешь, насколько я тщеславна? Насколько ты тщеславен?

– Я веду себя нелепо?

– Да!

Он кивает, как будто удовлетворенный ответом, затем одаривает меня искренней улыбкой.

И тогда я действительно больше не могу игнорировать свое тело.

– Извини, я на минутку.

Я встаю и иду в туалет, чтобы позаботиться о своих естественных потребностях. Закончив, я нахожу на туалетном столике расческу и не торопясь провожу ею по волосам. Затем я смотрю в зеркало над раковиной.

Это может показаться глупым, но за последние несколько месяцев у меня совсем не было времени, чтобы посмотреть на себя. Ни в дороге, ни в заточении не было никаких зеркал. У матери Келлина было одно, но оно висело на стене в ее спальне, и было бы невежливо вторгаться в ее личное пространство.