Поверь. Я люблю тебя

Парадоксально – некоторые родители, подобно Бернадетте, замыкаются в обобщенном чувстве вины. «Я плохая мать», «Я все делаю наоборот». Такое чувство абсолютно преувеличено. Оно проистекает от негативного имиджа себя, воспринятого в детстве, и в реальности действует как защитный механизм против здорового чувства вины. «Вина» таких людей мешает им чувствовать их настоящую ответственность и увидеть реальность переживаемого другим.

«Ты меня не любишь! Ты предпочитаешь моего брата», – плачет Нина. Оливии больно выслушивать упреки дочери. Она отнекивается, при этом зная, что реальность именно такова. И испытывает глубокое чувство вины за то, что так жестко ведет себя с дочерью. Однако, несмотря на все усилия, ей не удается изменить положение. Неспособная управлять своими действиями, она их оправдывает, пытаясь приписать ответственность Нине: «Это ты сама такая неловкая, не можешь в комнате своей убраться, ужас какой-то… а вот твой брат просто милашечка», – и так все чаще и чаще.

Отрицания или избыточности происходят из одной и той же трудности – претерпевать сложные чувства. Чувство вины (здоровое), например, предполагает терпимость к бессилию, отсутствие страха оказаться не на высоте, свободу от необходимости доставлять удовольствия, чтобы быть любимым(-мой), не опасаться ни отталкивания, ни неприятия. Короче, любить друг друга достаточно для того, чтобы осознавать свои ошибки с нежностью и уважением и не быть ими разрушенным изнутри. Если вашего родителя осуждали его собственные родители, если любовь ему выдавали скудными крохами и на каких-то условиях, ему трудно противостоять тем ошибкам, какие он совершает сам… такой любви (и, значит, жизни) он рискует лишиться. Осознай он собственные ошибки – почувствовал бы такой стыд, столько отчаяния от того, что не отвечал на желания другого, что это могло бы стать нестерпимым.

Да, у родителей есть склонность проецировать их собственных родителей на своих детей. Весьма показательно послушать юных мамаш или папаш, которые говорят о своем новорожденном: «Мне не нравится, что он на меня так пристально смотрит. Мне кажется, он меня осуждает». В действительности осуждает себя сам такой родитель. Дабы не быть «осуждаемыми» собственным ребенком, родители оправдывают свое поведение всеми видами педагогического резонерства. Их мотивация не в том, чтобы ранить своего ребенка, а в том, чтобы попытаться самим защититься от возникновения боли, связанной с их ранами.

Квентин сурово воспитывает сына. Ему не хочется вспоминать, что пришлось вынести самому. Выслушивание эмоции сына принудило бы его к тому, чтобы расслышать и свои собственные эмоции, разбудить подавленные чувства во всей их интенсивности. Чтобы удержать страхи, ярость и отчаяние замкнутыми внутри бессознательного, Квентин вытеснил из сознания историю своей жизни. Он бесчувствен к пережитому им самим. Он аннулировал сознание страданий, перенесенных в детстве. Он не может расслышать тоску сына. Это напомнило бы ему о его собственной. Квентин репродуцирует поведение своих родителей в двойном фокусе – чтобы его оправдать и дистанцировать свои эмоции от эмоций малыша, – но еще и чтобы понять его изнутри. Это так поразительно – родитель, который бьет, чтобы унять тоску, и запуганный ребенок, живущий в нем самом и пытающийся понять, что же в нем происходит, когда его так бьют. Этим он хоть немного разгружает тяжесть насилия, живущего в нем с детских лет, за счет сына.

Прочитав эту главу, мы можем оценить, насколько бывает трудно родителю расслышать эмоции своего ребенка. И это несмотря на желание сделать лучшее, на что он только способен. Это лишний раз подчеркивает, что родители нуждаются в совете кого-то, кто был бы с ними рядом.

3. «Это для твоего же блага» [18]

Чтобы не чувствовать вины за травмирование ребенка, взрослый придумывает себе оправдания. Он убеждает себя в правильности воспитательных методов и в том, что это для блага ребенка.

Мартина очень довольна тем, как воспитывает своих детей. Те послушны, умны, в школе успевают. Она не любит «мокриц» и гордится, что ее малыши после неудач сдерживаются и не плачут. Она не видит, сколько за этим отчаяния и невозможности быть собой. Когда она закатила старшему пощечину, то отправила его в его комнату в полной уверенности, что всего лишь исполнила материнский долг. Она наказывает своих малышей «для их же блага» и не осознает, что это причиняет им боль.

Слушая ее, я думаю о Мирей. Вот отрывок из ее письма к матери: