Поверить Кассандре

– Уж будьте благонадёжны, – криво ухмыльнулся воздухоплаватель. – По моим расчётам, через час нагоним Императорский экспресс, а после, примерно минут через тридцать или около того, кончится топливо. И тогда мне придётся садиться. Прошу быть готовыми… Чтобы без задержки…

Грязно-белое пространство внизу выглядит пустынным и лишённым жизни. Только убегающая вдаль, совершенно прямая нитка железной дороги даёт намёк на ошибочность впечатления. Сам же дирижабль представляется жуком, приколотым булавкой к плотным облакам – жужжит, но с места – никак. И, только приглядевшись, можно заметить, как медленно уплывает назад земля. Однако воздухоплавателям недосуг заниматься подобными наблюдениями – все взгляды направлены вперёд, туда, где в любой момент может показаться поезд. Первым, дымок паровоза примечает успевший хлебнуть спирта Григорий Распутин. Тут же старец разражается торжествующим рёвом:

– Вон он, литерный!

– Константин Эдуардович, летите точно над железнодорожным полотном и приближайтесь к составу сзади! – кричит Крыжановский. – Крайне желательно, чтобы в окна нас не заметили. Преждевременное внимание может перечеркнуть мне все планы. Хорошо, солнце за облаками, иначе они бы видели тень от дирижабля.

Через несколько минут выясняется – вышла ошибка: у того поезда, что внизу, цвет вагонов другой: должен быть синий с золочёной полосой по линии окон, а тут вагоны разномастные – синие, жёлтые и зелёные[116]. Значит, это обычный – пассажирский.

– Ничего, ничего! – подбодрил Циолковский. – Несомненно, Императорский впереди идёт: ещё немного, и мы его увидим.

Вожделенный поезд показался несколько позже, чем ожидалось. Семь вагонов, влекомых тяжёлым локомотивом – вне сомнений, теперь это был именно он, экспресс литера «А», самый быстрый и роскошный в мире.

Крыжановский метнул на Константина Эдуардовича внимательный взгляд, дескать, помнит ли тот, о чём недавно договорились. Учёный в ответ важно кивнул и занялся органами управления.

Клюнув носом, дирижабль хищным коршуном резко пошёл на снижение.

– Птенец без матери летаеть, и где головушку преклонить, не знаеть, –нараспев закричал Григорий. – Отведите мене, горемычного, к Маме, ужо я ей всё поведаю, малой капли не утаю. Мама выслушаеть, не прогонить. Папа – тот можеть ногой, как собаку, а Мама не-а – она добрая. Пожалюся ей, она казакам велить, те враз душегубцев скрутять. Отведите мене к Ма-аме!

– Помолчи, Гриша, – беззлобно попросил Сергей Ефимович. – Ты уже бывал в том поезде, а Павел нуждается в кое-каких пояснениях.

На это Распутин досадливо махнул рукой и попросил у Циолковского ещё спирту. Сергей Ефимович улыбнулся и, повернувшись к Циммеру, сказал:

– Итак, размещение пассажиров в Императорском поезде строго расписано и не может меняться – это нам на руку. В первом вагоне находятся казаки конвоя и прислуга, во втором – столовая. Третий – для кухни и поваров. Нам нужен четвёртый, в нём Императорская семья.

– А где полковник Петров со своими людьми? – спросил Павел.

– По долгу службы эти способны находиться где угодно, но их купе либо в шестом, либо в седьмом вагонах, только не в пятом. Пятый – детский, а шестой и седьмой – для свиты. Иногда, если свита большая, могут добавить ещё вагонов, но в этот раз – как видишь… Петрова я знаю в лицо, для выявления же остальных троих придётся положиться на чутьё. Но об этом пока не время думать, сейчас главное – высадка…

Сергей Ефимович дёрнул за рукав захмелевшего Распутина, и продолжил:

– …Григорий, слушай, тебя это тоже касается. Крыша у вагонов покатая, но на ней есть грибки вентиляции, за которые можно держаться. Для этой цели я тут связал каждому по петле. Вот, держите – накинув её на грибок, можно не опасаться, что снесёт ветром. А дальше уж – как Бог даст…

– Эх, где наша не пропадала! – пьяным голосом взревел Распутин. Стянув поясной ремень, он поплотнее запахнулся в шубу и препоясался поверх. Затем взял свой посох и заткнул за ремень сзади. – Ну вот, таперича можно спасать Анператора.

– Брюки не потеряй, демон! – осадил его порыв Крыжановский.

Дирижабль уже висел над последним вагоном движущегося поезда.

– Ещё немного, господа, совсем немного осталось, – бурчал себе под нос Константин Эдуардович. – Теперь выровняем скорость, похоже, она не больше сорока, что нам на руку, можно опуститься пониже…

Павел Циммер в нетерпении распахнул дверцу гондолы и с трудом удержался на ногах из-за ворвавшегося внутрь ветра. В следующий момент инженер спустил вниз верёвку с завязанными на ней узлами и выжидающе уставился на Циолковского.

– Сейчас! – громко крикнул учёный.

Ни мгновения не мешкая, Павел исчез в дверном проёме.

Григорий Распутин плюхнулся на живот и подполз к краю разверзшейся пропасти. Уцепившись пальцами за порожек, он опасливо выглянул вниз.

– А анженер-то, шельма, быстрый попалси! – крикнул, что есть мочи, но ветер лютовал так, что слов тех никто не услышал.