Поверхностное натяжение

– Во мне эти способности, среди прочих, развиты чрезвычайно, но это потому, что я был специально воспитан с целью их совершенствования. Что касается нынешнего населения, то в их случае действие гипноза имеет обратное направление – в силу того, что у них приняты особые правила общения с предками, они исключительно восприимчивы к гипнозу, хотя сами не практикуют гипнотическое воздействие. Они, скорее, объекты, чем субъекты психопроекции и гипнотических практик.

Мартелс хотел было вмешаться с очередным вопросом, но Квант продолжил:

– Изменились и животные, и в особенности Птицы. У Птиц всегда было развито чувство ритуала, а в ауре повсеместной ритуализации, в условиях утвердившихся в начале эпохи Четвертого Возрождения принципов джуганити, их развитие обрело опасные, просто устрашающие темпы. Птицы превратились в софонтов, если ты помнишь это словечко, возникшее еще в двадцатом веке. Это существа разумные, остро и точно чувствующие, с развитой рефлексией, и они создали довольно сложную культуру. Человека Птицы считают свои главным врагом, и главная их цель – уничтожить нас. И они в этом преуспеют. Ими движет воля к жизни; выжить здесь и сейчас – вот их цель. Люди же, напротив, мыслями и чувствами устремлены к смерти. Человек – удобный соперник для этих существ, несмотря на то что Птицы в интеллектуальном отношении все-таки на порядок ниже людей.

– Мне трудно в это поверить, – вставил наконец свое слово Мартелс. – В мое время у нас были племена, которые находились по отношению к нам в таком же положении и имели такую же культуру. Это были эскимосы, австралийские аборигены, южноафриканские бушмены. Никто из них не был таким агрессивным, как эти Птицы. Но, даже если бы это было так, об их победе над нашими прагматичными интеллектуалами и речи не могло бы быть. А вообще, когда я покинул то время, они были на грани исчезновения.

– Современные люди не отличаются ни прагматизмом, ни интеллектом, – презрительно заметил Квант. – Машин они не используют, разве что те, что помогают им в охоте. Единственная их защита – это ритуалы и джуганити. Но и здесь Птицы – большие мастера и к тому же они постоянно совершенствуются. Когда они достаточно разовьют свой интеллект, конец будет не за горами.

Помолчав мгновение, Квант закончил:

– Наш – тоже. У меня есть все основания – и теоретические, и практические – верить, что, как только человечество сократится до определенного размера, начнет иссякать и энергия, питающая наш ящик, а со временем он окончательно разрушится. А если этого не произойдет сразу, то Птицы, а они, конечно, одержат победу, смогут подождать и тысячу лет. И уж тогда они расклюют наш мозг по кусочкам.

Слова Кванта были пропитаны мрачной и, одновременно, яростной удовлетворенностью. Мартелс же осторожно спросил:

– Но почему? Как я понял, ты не представляешь для них никакой опасности. Темнокожие обращаются к тебе исключительно редко, и почти никогда не интересуются, каким оружием им воевать с Птицами. Почему бы Птицам просто не проигнорировать тебя?

– Потому что они живут символами, – медленно произнес Квант, – и они ненавидят меня и боятся больше, чем кого бы то ни было во вселенной, как символ былого могущества человека.

– В чем же причина?

– Ты что, не догадался? В конце эпохи Третьего Возрождения я был Верховным Автархом. Меня специально готовили к этой роли, и задачей моей было сохранение всего того знания, которым владела наша цивилизация – что бы ни случилось. Не имея доступа к компьютеру, я не могу снять с себя эту обязанность. К тому же я и бессмертен-то потому, что передо мной стоит эта задача. Но Птицы могут положить конец моей жизни – как и твоей.

– Но разве ты не в состоянии предотвратить это? Допустим, загипнотизируй людей и направь их против Птиц. Или ты не можешь этого сделать?

– Я могу многое, – ответил Квант. – Я могу полностью подчинить себе людей, будь на то моя воля. Чтобы разрушить твои сомнения, следующего из посетителей я подвергну гипнозу и хорошенько испытаю на преданность. Но те люди, что ко мне приходят, не являются главными фигурами в культуре Четвертого Возрождения. И даже если бы это было так, и они были бы великими героями и вождями, кого у них в принципе нет, мне не удалось бы изменить сами принципы их культуры, какие-бы сдвиги в сознании отдельных людей я ни произвел. Времена таковы, каковы они есть, и конец наш близок.

– И насколько?

– Лет пять, не больше.

Неожиданно Мартелсом овладела ярость – его собственная, не имеющая к Кванту никакого отношения.

– Когда я говорю с тобой, мне становится стыдно, что я – человек! – прорычал он. – В мое время люди умели сопротивляться. Чем мы располагаем сегодня? У нас есть люди, наделенные интеллектом, которые, тем не менее, отказываются принять очевидные меры для самозащиты! У нас есть интеллект, твой интеллект, самый мощный во всей человеческой истории, который может мобилизовать и помочь людям в их смертельной схватке, но вместо этого он пассивно ждет, когда птичьи клювы растащат его мозг на части.