Повернута на тебе

– Постарайся не увидеть снова свой обед, – предупреждаю я, кладу газету и выхожу в сад вслед за мужчинами.

Сразу чувствуется сырость зимнего вечера. Водянистое солнце низко висит над горизонтом.

– Тебе нужна палка, – инструктирует Доминик.

Я взбираюсь на холодную стенку и смотрю на них.

Майк берет палку от метлы.

– Теперь прыгай, – говорит Доминик. – Будь легким, как гепард. Будь сильным, как лев.

Мой сосед невысоко подпрыгивает, и мне становится смешно.

– Ты был внушителен, как бегемот.

– Не смотри, Джонсон, – учтиво отвечает Майк и подскакивает еще несколько раз.

Я едва не падаю со стены – смеюсь до колик в животе.

Доминик же изящно взлетает в воздух на полметра от земли и при этом поет и кричит.

Майк добродушно пыхтит, сжимая свою палку, и иногда сдавленно взвизгивает.

– Очень хорошо, – ободряюще говорит Доминик. – Ты очень хорош.

– Да, мне нравится, – признает Майк. – Теперь я жалею, что не был панк-рокером. – Пых, пых.

Честно говоря, и я бы хотела присоединиться к ним, но мне хочется, чтобы Майк с Домиником делали вместе что-то такое, что укрепит их дружбу. Если это приготовление пищи или прыжки, то пусть так и будет.

Я смотрю, как Майк с Домиником прыгают вместе, поднимаясь над травой, поют и кричат. За оградой садится солнце, и на окрестности начинает наползать ночь. В домах зажигаются огни.

Доминик, кажется, может прыгать вечно, но лицо Майка становится все краснее и краснее. Со лба у него уже льется пот.

Прежде чем у моего друга случится сердечный приступ, Доминик очень мудро прекращает прыжки.

– Это было прекрасно, – с энтузиазмом говорит Майк, когда снова может дышать. – Я чувствую себя освобожденным. Совсем беззаботным.

Кажется, ему нужно опять отдохнуть на диване.

– У меня многие годы не было такой тренировки, – пыхтит он, носовым платком вытирая пот со лба.

– Пойду, приготовлю чай.

Я спрыгиваю со стены, чувствуя, что замерзла.

– Надо будет повторить, – все еще тяжело дыша, говорит Майк.

– Я прыгаю каждый день, – сообщает ему Доминик. – Я бы счел за честь, если бы ты присоединился ко мне.

– Если ты подождешь моего возвращения с работы, то да, мне бы этого хотелось.

– Тебе было весело? – спрашиваю я Доминика.

– Очень, спасибо.

– Хорошо, поскольку если ты счастлив, то и я счастлива.

Прекрасная улыбка Доминика сияет в сумерках.

– Я счастлив, Просто Дженни.

И вы не поймете, какое облегчение я чувствую, услышав эти слова.

Глава 69

В понедельник я возвращаюсь к работе. И пока я мечусь по дому, чтобы вовремя выйти, Доминик ест овсянку, смотрит свою любимую передачу Би-би-си «За завтраком» и учится, как смешивать пастельные оттенки, чтобы обновить гостиную. Его глаза широко открыты от изумления.

– Мне надо идти, – говорю я, чмокнув его в щеку, но, когда иду к двери, звонит телефон. По привычке поднимаю трубку.

– Дженни Джонсон.

На другом конце линии мистер Кодлинг-Бентем – человек, чье положение может быть точнее всего описано словами «наш деревенский сквайр».

– Я хотел бы узнать, возможно ли, чтобы Доминик помог нам в садах? – спрашивает он. – Наш садовник заболел, и работа остановилась. Надо убрать листья и немного подрезать ветки. Мы были бы весьма благодарны.

– Я спрошу его, – говорю я и закрываю трубку рукой. – Хочешь поработать в саду?

Он отрывает глаза от заманчивых палитр цвета вереска, норки, фисташки и зеленовато-голубого цвета утиного яйца.

– Да.

– Это для Кодлинг-Бентемов.

– Большой дом?

Я киваю.

– У тебя нет права работать по найму, и они не смогут тебе заплатить, – напоминаю я ему. – Ты должен работать добровольно.

– Мне нравится работать, – отвечает он. – Я пойду туда прямо сейчас.

Я опять говорю в трубку:

– Доминик скоро придет, если вас это устроит.

– Замечательно. – Кажется, мистер Кодлинг-Бентем взволнован.

– Но вы не можете ему платить. Ему не разрешается легально работать, пока он не пробудет здесь шесть месяцев.

– Мы обязательно что-нибудь придумаем, – уверяет меня мистер Кодлинг-Бентем.

Я вешаю трубку.

– Тебя уже ждут. Работа на целый день. А теперь мне пора бежать. – Я опять целую Доминика и вылетаю из двери.

Когда я прихожу в салон, уже нет времени пить кофе в комнате персонала, что, возможно, не так уж и плохо. Я все еще зла на своих коллег – даже видеть их не хочу.

И я принимаюсь за первую клиентку.

– Привет, – говорю я. – Как дела?

– Хорошо, – отвечает миссис Йетс, но вид у нее измученный.

– Близнецы?

– Я пережила ужасное время, – говорит она, вздыхая от забот. – Никто не сказал мне, что тройня в десять раз хуже двойни.

Вайнона Йетс вышла замуж поздно. Она уже была деловой женщиной сорока с чем-то лет, когда встретила мужчину своей мечты. Пару лет они провели в путешествиях и веселье, как и любая другая пара, имеющая большие доходы и никаких обязательств. Когда же, наконец, решили включить в свой список приобретений детей, то, конечно, было уже слишком поздно. У него оказалась негодная сперма – уж поверьте, о составе спермы Яна Йетса я знаю все, до самых мелких деталей! – а у нее почти не осталось яйцеклеток.