Поверженные буквалисты. Из истории художественного перевода в СССР в 1920–1960-е годы

Готово всё – огонь и сталь, и люди: в ход
Пустить их, страшные орудья разрушенья,
И армия, как лев из логова, идет,
Напрягши мускулы, на дело истребленья.
Людскою гидрою, ползущей из болот,
Чтоб гибель изрыгать в извилистом движенье,
Скользит, и каждая глава ее – герой.
А срубят – через миг взамен встает второй.

Кашкин, как мы помним, сопоставлял эту строфу в переводе Шенгели с козловским переводом и хвалил Козлова за то, что лев у него оказался в первой строке. В переводе Гнедич лев так и остался в середине строфы. Не очень удачным, правда, кажется синтаксис фразы «как лев, наметив жертву из засады, готовы к истреблению полки» (деепричастный оборот «наметив жертву из засады» – обстоятельство и синтаксически должен относиться к сказуемому, а по смыслу получается, что он относится ко льву; напрашивается причастный оборот: «как лев, наметивший жертву из засады», который, естественно, не укладывается в стихотворный размер).

Песнь 8, строфа 73:

Байрон

And scrambling round the rampart, these same troops,
After the taking of the “Cavalier,”
Just as Koutousow’s most “forlorn” of “hopes”
Took like chameleons some slight tinge of fear,
Opend the gate call’d “Kilia,” to the groups
Of baffled heroes, who stood shyly near,
Sliding knee-deep in lately frozen mud,
Now thaw’d into a marsh of human blood.

Гнедич

И вскоре те же самые герои,
Которые Кутузова спасли,
За ним вослед, не соблюдая строя,
Через ворота «Килия» вошли,
Скользя и спотыкаясь. Почва боя,
Комки замерзшей глины и земли,
Подтаяла к рассвету, размесилась
И в липкое болото превратилась.

Шенгели

И занят кавальер был этим батальоном,
Туда направившим незрячий свой размах
В тот самый миг, когда, подстать хамелеонам,
Орлам кутузовским менял окраску страх.
Открылись ворота Килийские смущенным
Солдатам, жавшимся друг к другу в уголках
Рва, где замерзший ил оттаял постепенно
От крови, засосав героев по колено.

Здесь Кашкин возмущался, что русские солдаты, «кутузовские орлы», жмутся друг к другу в уголках (в уголках чего он уточнять не стал). Как видим у Байрона, русские солдаты действительно боятся: «took like chameleons some slight tinge of fear», «baffled heroes, who stood shyly near». У Гнедич эта картина сильно заретуширована: единственное, что в ее переводе выдает смятение солдат, – это то, что они не соблюдают строя.

Песнь 8, строфа 119:

Байрон

’Т is strange enough – the rough, tough soldiers, who
Spared neither sex nor age in their career
Of carnage, when this old man was pierced through,
And lay before them with his children near,
Touchd by the heroism of him they slew,
Were melted for a moment: though no tear
Flowd from their bloodshot eyes, all red with strife,
They honourd such determined scorn of life.

Гнедич

Но, как ни странно, – грубые и хмурые
Солдаты, не щадившие детей,
Глядели как бы с жалостью понурою
На старика и мертвых сыновей:
Суровые геройские натуры их
Его геройство трогало живей,
Чем вопли слабых, а его презренье
К опасности внушало уваженье.

Шенгели