Поверженный ангел

Как всегда по субботам, он начал свой день с осмотра и чистки часов Дворца приоров. Соскабливая там, где мог дотянуться, голубиный помет, смазывая оси огромных колес, он постепенно спустился почти к самому основанию башни и тут вдруг услышал голоса. Голоса раздавались так явственно, будто говорившие находились рядом с ним, в башне. Никколо даже на всякий случай посветил фонарем и огляделся вокруг, но, конечно, никого не увидел. Наконец он понял, что разговаривают в комнате, расположенной под самой башней. «Ну вот, — произнес голос, в котором часовщик тотчас узнал голос Сальвестро Медичи, — здесь нам, пожалуй, не помешают». — «Что это за мерзопакостная нора?» — спросил незнакомый часовщику низкий голос. «Это, дорогой мой Джорджо, обитель сера Нуто. Здесь он вытягивает жилы, а вместе с ними признание у наших сограждан, иногда виновных, а чаще ни в чем не повинных», — ответил Сальвестро и засмеялся. «Отвратительное место, — проговорил тот, кого назвали Джорджо. — Эти цепи, эти клещи… Брр!» — «Не обращай внимания, — отозвался Сальвестро. — Будем надеяться, что нам не придется познакомиться со всеми этими игрушками ближе, чем сейчас. Расскажи лучше, как дела с синдиками». — «Они готовы. Восемнадцатого числа ополчение всех младших цехов и еще цеха меховщиков с утра будут на площади перед дворцом подеста. Обещают пошуметь на славу. Так что советам волей-неволей придется принять твою петицию». — «Дай-то бог, дай-то бог», — рассеянно промолвил Сальвестро. Потом они заговорили вполголоса или отошли в дальний угол комнаты, потому что часовщик ничего больше не мог разобрать, кроме того, что говорили о какой-то услуге, которую обещал им оказать Алессандро Альбицци.

— Так, так, — пробормотал Ринальдо, со злостью подумав, что дядя его, как видно, гораздо больше знает о намерениях Сальвестро, чем может показаться.

«А я для них пешка, мальчишка, которого надо занять, чтобы не бездельничал, — все больше выходя из себя, думал он. — Ну нет, дорогие мои, я докажу вам, что не затем столько лет корпел над латынью, чтобы быть для вас писцом. Эти люди, что от души потчуют меня требухой, много честнее и искреннее вас, и я помогу им получить хотя бы малую толику того, что им полагается и что вы по жадности и алчности своей вырываете из их голодных ртов». Выпитое им вино, смешавшись с брагой, гулко шумело у него в голове, настраивая на самый воинственный лад и словно проясняя то, о чем на трезвую голову он не очень задумывался.

Между тем Симончино снова взялся за ковшик и, стуча им по столу, требовал, чтобы ему подставляли кружки, но на него не обращали внимания. Дядюшка Никколо о чем-то громко спорил через стол с Марко, Катарина смеялась веселым шуткам Луки ди Мелано, а Сын Толстяка, стараясь перекричать всех, грозил самолично выпить всю брагу и не оставить никому ни капли, если сию же минуту не перестанут говорить о делах.

— Зачем мы собрались тут? — гремел он. — Чтобы выпить и повеселиться.

— Верно! — крикнул Ринальдо. — Давайте споем. Но прежде надо промочить горло. Конура, вот моя кружка!

— Послушай, Ринальдо, — тихо проговорил Тамбо, — ты не знаешь, какая это забористая штука. Пережди разок, не пей.

— Э, нет! — помахав перед носом пальцем и хитро подмигнув, возразил Ринальдо. — И не уговаривай. Пусть я упаду тут при последнем издыхании, я все равно выпью, клянусь Бахусом и всеми его лозами! И ты выпьешь со мной, и все выпьют. Потому что мы пьем за счастье в этом доме…

— А! Попробуй возразить что-нибудь! — крикнул Сын Толстяка. — Конура! Тресни-ка Марко по лбу своим ковшиком, чтобы он замолчал. Выпьем, братцы. Не беспокойся, все будет хорошо, — вполголоса добавил он, обращаясь к Тамбо.

Когда все выпили, Сын Толстяка отвел Ринальдо в другую комнату и попытался уложить на кровать, однако тот заупрямился и ни за что не хотел ложиться, когда все веселятся.

— Ну, пес с тобой, не хочешь — не надо, — сказал Сын Толстяка и, пододвинув к дверям тяжелое кресло с высокой резной спинкой и без одной ручки, попавшее в этот дом, скорее всего, от старьевщика, усадил на него юношу так, чтобы ему было видно все, что делается на кухне.