Повесть и житие Данилы Терентьевича Зайцева

— Но сам знаш, подходют праздники, а ты не вместе. Давай, примись, пока люди не знают.

— Да что, опять шпионы?

— Получается так.

— Дак я же вместе не молюсь.

— Вот я и заботюсь об тебе, охота, чтобы ты был вместе. Сам знаешь: грамотный, красиво читаешь, хорошо поёшь.

— Ну ладно, что хвалить.

— Да я не хвалю, ето правды.

Ну ладно, разошёлся, и приходилось приниматься и доржаться, но случай с друзьями, опять закон нарушали. Но я чётко понимал: напоганился — не смей поганить никого, будь не вместе и не лицемерь. После 1984 года, вам рассказывал, стал всё анализировать и всё читать: всё-всё-всё, все веры, все секты, масонство, разную философию, рассказы, анекдоты, газеты, политику, всю рекламу, новости — да всё, что попадало под руки. Пересмотрел фильмы сколь мог, и всяки-разны — и как я не буду после етого религиозным? Но меня надо понять, я никому не доверяюсь, с каждым днём вижу, сколь фальши в народе, и стараюсь быть недоступным.

Маленькя скажу о базаре. Святой Никон Черногорский правильно сказал: всё зависит от нашей совести. Ежлив твоя совесть позволяет тебе брать с базару — бери невозбранно, оно уже чисто, купляй, очищается. Ежлив совесть говорит: «Погано», лучше не бери — погрешаешь. Ежлив твоя совесть позволяет, никому не внушай, что ето можно или нельзя, да не отдать за ето ответ. Но ежлив совесть позволяет, а ты взял да воздоржался ради Бога, за ето мзда тебе будет на тем свете от Бога. А в харчёвках — ну, в ресторанах — никак же, должен исправиться. Иоанн Златоуст сказал: «Легче в уста, нежели из устов».

Моряки довели себя до того, что Марфа сказала:

— Пускай убираются, больше невыносимо.

— Хорошо, но выгони ты их сама.

— Ладно.

Пришла и сказала:

— Я не хочу, чтобы вы больше у нас работали, никакой пользы с вас нету, и мужику работать не даёте.

Оне ждали от меня защиты, но я сказал:

— Ребята, она така же хозяйкя и имеет таку же праву, как и я, и сами видите: работа стоит, так что не обидьтесь, она права.

Мы их расшитали, оне ушли к Иону, Иона не принял, тогда оне уехали на порт, потом в Буенос-Айрес, хто из них запился, а хто сумел вернуться в Россию. Один Игорь остался, взял у Иона сестру Соломею. Витя уехал в Ушуая, поваром нанялся, Вова в Россию уехал, Валера и Дима в Буенос-Айресе запились.

22

Мы набрали в городе рабочих и возили их каждый день. Но ето не рабочи: ленивы, с горям пополам собирали да сдавали, Каталино всегда говорил: «Каки аргентинсы ленивы». Етот год морозы рано пришли, пол-урожая на пашне осталось, мы заработали, но не очень. В консэ урожая приезжает Василий Немец, но Иона тут как тут, давай его приглашать. Что он ему внушал, не знаю, но, когда мы стали просить, чтобы он нам продал трактор, он отвечает:

— А я уже его продал Миронке Кузнецову.

— Дак как так, а договор?

— Да я к вам с другим предлогом.

Но хитрый же, а он уже Марфу и детей проагитировал, Марфе:

— Твоя мать передаёт вам поклон, Николай с Александром купили 500 гектар под нову деревню, что вы будете скитаться по арендам, и детям будет есть где праздновать.

Марфа, дети за Василия:

— На самом деле, хватит скитаться, всегда мечтали жить в деревне, вот нам и шанс.

Я возразил:

— Да мы там не нужны.

Василий:

— Данила, покорись Николаю, и всё будет хорошо, он милостливый, после аварии толькя он мне и помог.

— Но у нас договор с хозяином на три года.

— Да не переживай, Иона уже с твоим хозяином договор ведёт.

Я ничего не ответил. Но когда Немец уехал, стал семье говорит:

— Вы что, сдурели, вам ишо мало горя от етих людей?

Ни в каки: поедем и всё! Дети:

— Вовсе не с кем праздновать.

Я спомнил свою молодость — и на самом деле, детей жалко. Но как быть? Знаю, что ехать надо в осиноя гнездо. Трактор Немец продал. Что делать? Уезжать неохота, устроились хорошо. Поехал к хозяину, стал спрашивать:

— Неужели правды вы хочете арендовать Иону земли?

Он смеётся и говорит:

— Даниелито, вам всем хватит.

Я говорю:

— Но с Ионой я не собираюсь работать в суседьях.

Он:

— Да что ты, всё будет хорошо.

— Вы не знаете Иону.

Так всё осталось. Я поехал к тяте с мамой за советом, рассказал, оне обои сказали:

— Данила, хватит бегать, живи себе спокойно.

— Но как, Немец трактор продал, Иона у моего хозяина землю арендовал. Сами знаете, что ето будет.

Молчат.

— Марфа, дети собрались.

Мама говорит:

— Но съездите, а здесь ничего не продавайте, оставьте всё у нас вон в бараке.

Тятя говорит:

— Не знаю, выдюжишь, нет. Чижало с такими людьми жить, насмотрелся я на Игнатия да на Иону, но смотри сам.

Ну что, придётся ехать.

Степан Карпович уехали в Бразилию в Масапе к сыну, Степан Карпович уже похварывал, весь изнадсажённой, работать не может, вот и решили уехать к сыну.

Наставника выбрали Тимофея Снегирева, 33 года, молодого, безграмотного, но порядочного. Тут приезжают его родство, дяди-тётки, хотели собрать тайный соборчик. Тимофей и ета кучкя — тайные поморсы. Пригласили брата Степана и передали, чтобы Степан и мене сообчил. Ну вот. Когда я от тяти с мамой приехал, чтобы Степану свою аренду отдать и своего рабочего Каталино передать, Степан с радости всё ето принял и жалел, что мы уезжам, он тоже сказал: