Повесть, которая сама себя описывает

Водка, буде кому неизвестно, как и другие крепкие напитки, действует относительно медленно, но очень верно. Это вам не пиво или шампанское, которые выпил — и сразу опьянел на всю катушку, дальше только трезвеешь. Тут несколько другое. Поэтому неопытные питухи почти всегда попадают в ловушку. Неопытный питух выпивает дозу водки и ничего такого особенного, кроме разве приятного тепла в желудке, не ощущает. Он выпивает еще раз и еще много-много раз, а когда опьянение наконец дает себя знать, концентрация алкоголя в крови уже столь велика, — и катастрофически продолжает нарастать! — что несчастный неопытный питух очень скоро оказывается под столом, а то и вообще вровень с плинтусом. И даже в то время, когда он уже лежит около плинтуса, концентрация по-прежнему нарастает!

Ребята, коих было не так уж мало, в один присест разлили и выпили бутылку и ничего такого особенного, кроме приятного тепла в желудке, не ощутили. Они пошли по торговым рядам, где краснощекие от молодости и мороза продавщицы в белых халатах поверх полушубков с большим успехом втюхивали оживленным гражданам беляши, пончики, жареный хворост и пирожки горячие с рисом, зеленым луком, яйцом и капустой. Желающим также наливали чай из совсем как настоящих электрических самоваров, откуда валил белый пар. Ребята немного откушали пирожков, и им стало совсем тепло и весело.

Капец подмигнул одному из своих подозрительных дружков, и, когда тот распахнул пальто, все увидели, что и у него во внутреннем кармане важно побулькивает непочатый пузырь, но не «Пшеничной», а «Русской». Это вызвало смех и возгласы восторга. Вновь зашли в подворотню, натерли снегом и выпили.

У второго дружка в пальто оказалась вещь уже совершенно убойная — настойка «Гуцульская». Ее пили под монументальной композицией из двух солдат и девушки, вероятно санитарки, хотя, может быть, и зенитчицы, с надписью «Нашим товарищам, погибшим в боях за Родину», и Кирюша полез целовать каменную воительницу, но сорвался с уступа и разбил себе харю. Пока он оттирал кровь платочком, оставшиеся допили бутылку и стали брататься, то есть обниматься и кричать друг другу: «Братан! Братан!»

Олег с большим трудом нашел в этом столпотворении друзей, причем уже не вполне твердо держащихся на ногах, и заорал, что колонна отходит. И хотя Стиве и Кирюше это было уже совершенно равнодушно, Олегу, который к этому моменту был уже почти трезв, было по-прежнему неравнодушно. Увещеваниями, тумаками и пинками он погнал непутевых товарищей в строй, а те глупо хохотали, не оказывая, впрочем, ни малейшего сопротивления. Олег встроил их в толпу школьников подальше от учителей, пригрозил всем, чем только мог, и оба поклялись вести себя пристойно. Колонна медленно двинулась в путь.

И тут начало сказываться коварство водки. Ребятам было хорошо и весело — и с каждой минутой все лучше и веселее. Они наступали всем на ноги, шатались из стороны в сторону и снова принялись выкрикивать политические лозунги. Тексты оказались вполне приемлемыми, чего, однако, нельзя было сказать о голосах. Голоса были ужасны. Олег много раз подходил к ним, пинал и втолковывал правила приличия, товарищи согласно кивали головами, и всякий раз кивали все более энергично, между тем глаза их становились все мутнее. Концентрация алкоголя в крови у обоих еще только возрастала.

Постепенно люди стали коситься. Сначала школьники, затем преподаватели. Не в том смысле коситься, что заподозрили, будто кое-кто тут выпил. Нет, школьники это и так прекрасно знали, да и преподаватели, положа руку на это самое место, тоже нехотя знали. Но пока все шло по плану, никто на это особенного внимания не обращал. А тут стали коситься, потому что всем известно: напился — веди себя как подобает: будь добр это скрывать. А тут все стало происходить, что называется, с особым цинизмом. И одна старенькая, глупенькая и невыдержанная учительница химии не выдержала. Она стала открыто подозревать, что некоторые из школьников выпили и сейчас нетрезвы, причем с особым цинизмом.

А особый цинизм — это плохо. Потому что это подрывает основы. В сущности, вы можете думать, говорить и делать все, что угодно. Основы у нас прочные, их так просто не подорвешь. А вот особый цинизм их подрывает. И это недопустимо. И вот это она заподозрила.

Но сколь ни была эта учительница стара, глупа и невыдержанна, она все-таки обладала огромным жизненным, педагогическим и командно-административным опытом. Поэтому она не стала делиться своими подозрениями с вышестоящим начальством. Она решила сначала понаблюдать за подозреваемыми циниками: ускорилась, перестроилась и пристроилась сзади.

К этому времени нашим героям совсем похорошело, или поплохело, что в данной ситуации одно и то же. Причем именно Кирюше и Стиве, потому что пили они более лихо, чем сопровождавшие их лица, которые, впрочем, тоже были вполне хорошенькие. Тем более что концентрация все еще продолжала нарастать. То есть не дошла еще до высшей точки.