Повесть о Борисе Годунове и Димитрии Самозванце

Выступив из Севска, Отрепьев скоро узнал от передового отряда казаков, что рать Борисова теснится в деревне Добрыничах так, что не может двигаться в порядке. Он ускорил поход и хотел напасть на нее ночью, врасплох. Жители взялись подвести его незаметно к деревне скрытными путями и зажечь ее в нескольких местах. Но дозоры заметили поджигателей, и войско царское всю ночь держалось в готовности к отражению неприятеля.

На рассвесте 21-го января 1605 года, воеводы Борисовы вывели свои полки из деревни на равнину и устроили их к битве. У них было от 60 до 70 тысяч человек, у Отрепьева не более 15 тысяч. Однакож он не струсил: вера в предопределение судьбы придавала ему духу. Произнеся, по своему обыкновению, во всеуслышание молитву и засвидетельствовав перед Богом и перед людьми правоту своего дела [89], он начал сражение небольшою стычкою. Когда загремели с обеих сторон пушки и клубы дыму затмили одну часть боевого поля, лежавшую под ветром, Отрепьев спустился с польскою конницею в лощину, чтобы пройти незаметно под дымом и отрезать русских от деревни. Это движение не укрылось от Мстиславского, который, не смотря на раны, выехал в поле. Он двинул, наперерез полякам, правое крыло, с двумя отрядами иноземной гвардии. Не смутясь, от этого препятствия, Отрепьев, на каром аргамаке, с обнаженною саблею, поскакал впереди своих хоругвей на правое крыло, предводимое все-таки Дмитрием Шуйским, и ударил так стремительно, что, после некоторого сопротивления иноземцев, оно обратилось в бегство. Остановя преследование, Отрепьев повернул вправо к селу, на самую большую массу русской пехоты, которая, не понимая, что перед нею делается, стояла неподвижно, в каком-то бесчувственном оцепенении. Увидя несущиеся на себя, подобно вихрю, польские хоругви, она допустила их довольно близко и вдруг грянула залпом из десяти, или двенадцати тысяч ружей. Облака дыму покрыли конницу Отрепьева. Многие пали на месте; остальные, объятые ужасом, поворотили коней и спасались бегством. Между тем запорожские казаки, оставленные для поддержания удара, вообразив, что дело кончено, понеслись на дым к деревне и столкнулись на бегу с поляками. Отрепьев хотел сделать с ними отпор московской рати, двинувшейся его преследовать; но замешательство, произведенное в их лавах бегущими, брань и упреки со стороны шляхты и жаркая пальба от наступившей русской пехоты — все это, присоединясь к народной их вражде к шляхте и неудовольствию на самого Отрепьева, пристрастного любителя ляхов, заставило их отступить и спасаться бегством, предав самозванца и его польские хоругви на произвол судьбы. За ними побежали и донцы, шедшие для поддержания битвы. Конь под Отрепьевым был ранен в ногу и едва имел силы вынести его из-под огня. Отрепьев здесь непременно достался бы, живой или мертвый, в руки преследующим; но у него, к счастью, в значительном расстоянии от боевой равнины, стоял за горою сильный отряд северских пеших казаков и оказаченных поселян, с тяжелым снарядом. Этот отряд, не чая себе пощады от земляков, решился лучше пасть в битве, нежели отдаться в плен. Встретя наступившие полки пушечными выстрелами, северяне вступили потом в рукопашный бой, сражались отчаянно и долго, удерживая свою позицию; наконец, подавленные превосходством сил, отступили и, будучи разорваны, дрались по-одиночке. Немногие достались в плен; все прочие пали на месте. Этот отпор, внушенный безнадежным отчаяньем, приостановя преследователей, спас остальное войско Отрепьева от истребления и самого его от плена.