Повесть о братстве и небратстве: 100 лет вместе

Хотя, следует отметить, случались и забавные казусы. Скажем, 15 октября посол Адольф Хайнц Бекерле уведомил премьера о желании Берлина «получить рабочую силу в количестве 20 тысяч экземпляров для работы на Восточных территориях». Запрос был строго секретен, посвящены всего пять человек (сам посол, триумвират и Борис), однако уже 20 октября болгарское радио из Каира сообщило о переговорах во всех деталях, и затею пришлось отложить.

В записях Филова об этом — включая беседу с послом Швейцарии — говорится с нескрываемым раздражением, и более всего премьера волнует, кто же слил. В себе он уверен, а потому грешит на всех остальных, от «болтуна Габровского» до посла, разве лишь по поводу царя аккуратно упоминая, что «Его Величество отдавать евреев считает нежелательным, поскольку в Болгарии не хватает рабочих рук для дорожного строительства».

Впрочем, в рамках решения вопроса на «территориях» согласие или несогласие болгарской стороны было чистой формальностью. Они, конечно, входили в состав царства, но, поскольку до окончания войны высшей властью во Фракии и Македонии оставались представители Рейха, «да» или «нет» Софии ничего не решало. А коль скоро со стороны триумвирата ни о каком «нет» не могло быть и речи, у Теодора Даннекера, представителя Эйхмана, прилетевшего в Болгарию в конце января 1943-го, проблем не возникло.

Уже 2 февраля херр Бекерле и Петр Габровский подписали «генеральное соглашение», а 22 февраля Даннекер и Белев поставили подписи под «ведомственным договором», уточнившим детали. При этом, поскольку «македонских и фракийских контингентов» (12 тысяч душ) не хватало, Белев, в порядке любезности, лично вычеркнул из документа досадное уточнение, тем самым обязавшись «покрыть недостачу за счет ресурсов самого царства».

Эту оговорку, однако, министр внутренних дел, докладывая 24 февраля Совету министров, одобрение которого формально требовалось, скрыл, говоря только о Фракии и Македонии, с упором на то, что «евреи, не граждане Болгарии, принадлежат германским властям по праву завоевания и вывозятся для принудительных работ, а после войны будут высланы из Европы».

Именно такова была официальная версия, а поскольку в то время никто ничего большего не знал, господа министры, покряхтев, соглашение утвердили, оговорив полную секретность. Но в этом, хотя никто о том пока что не знал, уже не было никакого смысла. Инфа вылетела. И если насчет «октябрьской» утечки всё вилами по воде писано (а по здравом размышлении подозревать приходится царя), то с «февральской» всё ясно в деталях. Источник — 28-летняя Лиляна Паница, личный секретарь и любовница Александра Белева, перепечатывавшая набело текст «ведомственного договора». Естественно, она не была «юдофилкой», иначе бы «Саша», на эту тему хворый, не имел бы с ней дел, — но даже ей намечавшаяся акция показалась перебором, так что в конце февраля Лиляна сообщила о предстоящих неприятностях отцу своей школьной подруги, национальность которой не мешала секретарше дружить с нею с первого класса.

СПАСИТЕ НАШИ ДУШИ!

Естественно, отец, шишка в общине не последняя, воспринял информацию очень серьезно, передал по цепочке, новость разошлась по «еврейской Болгарии», и перепуганные люди забили во все колокола. Однако намеченным к депортации с «территорий» помочь уже ничто не могло. Они успели, правда, прорваться на прием к епископу Бителя, и владыка пообещал им «сделать всё, что в его силах», но от него ничего не зависело.

На рассвете 11 марта заранее подтянутые силы полиции под руководством некоего Ивана Захариева, уполномоченного делегата КЕД, приступили к «изъятиям», свозя задержанных в Скопье, на государственный табачный склад «Монополь», наскоро оборудованный под пересыльный пункт. И надо сказать, скрупулезно, с немецкой пунктуальностью расписанная по минутам операция шла все-таки не без сбоев: привлечь местное население, как ни пытались, не получилось.