Повесть о чучеле, Тигровой Шапке и Малом Париже

Первый секретарь Малопарижского райкома Коммунистической партии Советского Союза Шогин прославился тем, что в середине шестидесятых, в самый разгул кампании по «глубокому внедрению кукурузы в северные районы», вместе с топинамбуром и коноплей стал организованно завозить на Реку женщин. За то, что в районе, подведомственном Шогину, каждый артельщик-«золотарь», лесоруб, охотник получил не только право, но и реальную возможность обзавестись женой или подругой, большое ему спасибо от всех таежников от Неряхи и Поляков до Бомнакана. Говорили, что собирать баб и молодух по всему Советскому Союзу Шогин доверял второму секретарю — ухватистому полукалмыку Семенову. Семенов собирал женщин, как овец в отары: сажал их в вагоны, потом — тук-тук, тук-тук, тук-тук — через всю страну до Вольной, Неряхи или Сковородки, а там уже или Рекой, или по тракту отару свозили в Малый Париж, и сам Шогин принимал женщин, которым должно было увеличить народонаселение Малопарижского района. Специально для этих встреч на месте, где когда-то стояла Окладовская заимка, сгоревшая в конце тридцатых, построили дом отдыха, быстро окрещенный малопарижцами «Шогинской дачей». Завистливые языки трепали, что Шогин сам лично опробовал каждую из прибывших в Малый Париж… Шогину это даже льстило. Но согласимся, что пять или семь тысяч женщин — это все-таки многовато даже для Распутина или Берии, не говоря уж о первом секретаре райкома, который, конечно, и в строительстве коммунизма, и в пьянке должен быть (и был!) примером для рядовых строителей, полжизни проводящих на лесоповале или по яйца в ледяной воде на приисках, но все же до былинного уровня, как ни крути, не дотягивал. Еще нужно отметить, что к своей работе Шогин относился ревностно и как-то раз устроил Семенову выволочку за то, что «второй» набрал «лахудр, на которых и у эвенка не встанет» (но это в самом начале было). Какая-то часть из каждого привоза, получив на руки компенсацию «за тревогу», отправлялись домой, остальные же разъезжались по приискам, леспромхозам, рудникам и находили себе нормальных мужиков, обеспечивавших своих жен, подруг и любовниц. Особо разворотистые, раскрепощенные и понимающие, в чем бабье счастье, умудрялись даже обзавестись и двумя-тремя источниками доходов.

Говорят, последняя «отара» пришла в Малый Париж в 1975 году. Вроде как ее в полном составе отправили вверх по Реке к недавно образованному бамовскому поселку Верхний, где началось строительство железнодорожного моста. Говорят, «бабья баржа» до Верхнего не дошла. Последний раз ее видели в Улгайском устье, где еще сохранились остатки бараков лагеря, в котором в тридцатых годах держали «кулаков» — участников Сионского восстания… Семенов из Малого Парижа в 1979 году пошел на повышение в Якутск, а Шогин, награжденный орденом Трудового Красного Знамени за перевыполнение плана артелями по добыче золота, умер то ли в один день с Брежневым, то ли в день Апрельского пленума. Но это уже не в Малом Париже было, а то ли в Красноярске, то ли в Краснодаре.

Лидин дар

К бабке Ульянихе меня привела ее внучка. Мы сидели на крыльце, и голосистая старуха распевала «Шумел камыш». Собственно, ради этой песни, куплетов в которой, как оказалось, немногим меньше, чем стихов в «Песне песен», я и приходил. Внучка, конечно, тоже интересная, та еще штучка, но у нее в любовниках — бывший и женатый первый секретарь райкома комсомола (тот самый, кстати, что принимал меня в ряды и спрашивал о принципе демократического централизма), так что чего уж там! Тем более чего уж, если экс-секретарь после развала Союза, компартии и компартиевой смены стал вполне успешным предпринимателем…

На распевки после рюмочки подошла соседка Лида. Лида не пела. Все больше слушала. А когда я уже собрался, спросила о моем отце.

Отец маялся почками. Давно и настолько безнадежно, что готов был на что угодно, лишь бы полегчало. У Лиды же, как у многих в то послекашпировское время, открылся дар. В общем, так мы и познакомились. Два года Лида лечила отца, и не знаю уж, что там — ее дар, отцовская вера или что еще, — но действительно помогало. Они с мужем Николаем и дочерями ходили к нам в гости, мы в ответ, когда Николай, матрос на речном буксире, приходил из рейса, посещали их. Так потихоньку, помаленьку вроде бы даже сдружились.

Николай приехал в наш Малый Париж вместе со строителями-комсомольцами лет двадцать назад. А Лида всегда жила здесь. И родители ее, и предки. Никита Чайка, как только стало известно, что в верховьях Реки золота «бери не хочу», отправился на север, неся на себе весь свой нехитрый скарб. Несколько лет крутился на приисках, в артелях, но, так ничего толком не заработав, однажды весной, чуть ли не сразу за ледоходом, вместе с женой и дочерью-отроковицей спустился по Реке и в тот же год поставил на берегу, там, где теперь пристань, кузню.