Повесть о днях моей жизни

   -- Отвечай, чего молчишь? -- заорал отец, багровый, и, схватив меня за волосы, швырнул об пол.

   -- Тятя! -- крикнул я.

   Шавров впился в плечи, мать завыла, а я ошалел со страху. Созонт Максимович придавил мне к полу шею так, чтоб я не мог кричать, отец перебрасывал в кутнике одежду, отыскивая веревку или кнут.

   -- Обожди, я принесу, -- сказал Калебан, -- постой чуточку, Лаврентьич!..

   Он приволок пучок свежих лозин, и меня, обнажив, секли попеременно отец и хозяин. Били с хрипом, чмоканьем, сопя и задыхаясь, избороздив все тело мое -- от лопаток до колен -- кровавыми рубцами.

VI

   Глаз у жеребца не вытек, а поджил, потому что Пахом так его ударил, что ядро осталось невредимым и разбухли только веки.

   -- Стал проглядывать чуть-чуть, слеза только шибка,-- сказал Василий, отворяя нам с хозяином ворота, когда мы в полдень возвратились из Осташкова.

   Шавров прошел в стайку, осмотрел Красавчика, перекрестился с радости, потом позвал Пахома, поправлявшего за домом изгородь, и наискось, через все лицо, посадил ему кнутом рубец. От неожиданности и боли Пахом взвизгнул. Шавров стегнул его вторично.

   -- Я тебя, Пахомушка, перекрестил, -- сказал хозяин тихо, улыбаясь побледневшими губами... -- На суде-то с тебя черта ли возьмешь... одна канитель... Да и время теперь не судебное... -- Шавров поперхнулся. -- По закону тебе тоже следовало бы глаз залить, ну да что ж... маненечко прощается: глаз в работе нужен.

   Ошалелый Пахом молчал, вытирая рукавом окровавленный рот.

   -- Ты его золой присыпь, -- посоветовал Василий, наклоняясь к работнику, -- от золы твердеет.

   Слова его облили кипятком Пахома.

   -- Ты за что же? -- неуклюже поднявшись, шагнул он вперед.

   -- За Красавчика, -- сказал Шавров.

   -- Нет, ты это за что ж? -- повторил работник.

   -- За увечье, вот за что, чего ты лупишься? Пугаешь?

   -- Ты за что же, кровопивца? -- гаркнул Пахом в третий раз, бросаясь со сжатыми кулаками на хозяина.

   -- Погоди, братуха!.. -- Шавров отступил на шаг, прикрыл глаза, будто от солнца, и неожиданно ударил Пахома под скулы.

   Работник грохнулся навзничь, растопырив руки.

   -- Еще хочешь, али будя? -- спросил Созонт Максимович.

   Пахом бессмысленно таращил бельмами и царапал грязными ногами землю.

   -- Собирайтесь с лошадьми в ночное, -- кинул нам с Василием хозяин. -- А этот пусть прочухается.

   Шавров брезгливо ткнул носком в плечо лежащего работника и отвернулся, но Пахом неожиданно вскочил на ноги и впился ему в кудрявые волосы.

   -- Все еще копаешься? -- совсем уже тихо прошептал Шавров, ловко вывертываясь и оставляя в Пахомовых пальцах золотистый клок волос. Наотмашь он ударил его по переносью. Оскалив зубы, Пахом опрокинулся и заревел на всю деревню:

   -- Кар-раул!.. Убил!.. За что, злодей?.. Родные, Ванек ведь это, я присягу приму!..

   -- Врешь, стервец: мальчишка землю ел... Я его заставлял. Присяга твоя выйдет ложная...

   На крыльце стояли бабы. В ворота просовывались любопытные.

   -- Что налезли? Кой ляд не видали? -- закричал на них хозяин, беря в руки крепкий тяж, и, скривив губы, нехотя побрел в завозню.

   -- Завтра тебя рассчитаю, -- обернулся он к Пахому.-- Неси тебя черти, куда хочешь; нам таких не надобно...

   На некоторое время жизнь потекла мирно, по-хорошему, и Петя даже хвалился матери, пришедшей навестить его:

   -- Теперь мы, маменька, бояре без Пахомки-то...

   Но в воскресенье, когда девки развивают венки, нашему блаженству пришел неожиданный конец.

   Вдребезги пьяный Пахом, снова появившийся после двухнедельного бродяжничанья в Мокрых Выселках, ходил по деревне из двора во двор, отыскивая меня.

   -- На что он тебе понадобился? -- спрашивали мужики.

   -- На что? Хочу зарезать! -- кричал работник, грозясь ножом-складнем. -- Душа моя не терпит гадов, понимаете, на что?

   Перепуганная бабушка затворила нас с Петрушей в погреб.

   Утром Пахом ползал в ногах у Шаврова, целовал иконы в знак того, что пакостить не будет, и по-разному юлил, как бес перед заутреней, но ушел хозяин в лавку, и работник, обнаглев, щипал Любку, подмигивал Васе Батюшке и ржал, как жеребец. Меня величал похабными словами. Петю -- тоже.

   -- Давай, Ваня, с ним не разговаривать, -- шепнул мне мальчик, отводя в сторону, -- нам легче будет...

   В самый разгар игрища работник пошел в лавку за деньгами.

   -- Ты, парень, шустер, -- сказал ему Шавров,-- денег я не делаю, ты это должен знать.

   -- Господи, Созонт Максимович, помилуйте, у вас -- и денег нет?

   После трепки за Красавчика Пахом называл хозяина на "вы".

   -- Чужим, которые сдуй в поле ветер, -- усмехнулся Шавров.

   -- Я же отработаю.

   -- И дай бог. Лошадей поил?

   -- Поил, -- понурив голову, буркнул опечаленный Пахом. -- Хоть бы груздиков полфунта дали, али там -- бутылочку фиалки... Кому праздник, а мне -- будни, черт бы их побрал! Даже на людей глядеть не хоцца!..

   -- Из товара можно. Из товара я тебе могу на рупь отвесить всякой всячины. Товар -- дело десятое.

   Тогда Пахом продал сапоги Василию за четверть водки, Влас украл из клети кусок сала, и они большой компанией в хибарке у Василия бражничали, пели песни и дрались.

   Накачавшись, Пахом вспомнил про меня.

   -- Пойду его увечить, -- заявил он вслух.