Повесть о дупле Уцухо-Моногатари. Часть 1

В начале девятой главы жена Масаёри беседует со своей дочерью Дзидзюдэн о возможности въезда Атэмия во дворец, и та произносит: «Жалко будет, если Атэмия упустит эту возможность и всю жизнь так и будет прозябать в захолустье, вне дворца». Оппозиция ути-сато соответствовала оппозиции общественной и частной жизни (ко-си). Общественная жизнь означала все, что происходило или имело отношение к императорскому дворцу, частная — то, что к нему отношения не имело. Для уяснения этих значений приведем пример из «Повести»: женитьба Накатала на Первой принцессе и женитьба Судзуси на дочери Масаёри, совершенные по императорскому повелению, были событием общественной жизни, женитьбы других аристократов на дочерях Масаёри были явлением частной жизни, так как император к ним отношения не имел.

Целью всех аристократов было приобщение к этой общественной жизни. Человек, отвернувшийся от нее, должен был уйти в монастырь или запирался в своем доме и, не имея средств к существованию, доходил до нищеты. Поэтому-то аристократы и связывали с рождением дочери мечты о ее возможной службе во дворце в качестве наложницы императора, о рождении ею принца и о провозглашении его наследником престола.

Девицы, которые предназначались в супруги императору, воспитывались в особой строгости и полной изоляции от внешнего мира. В эпоху Хэйан еще действовали какие-то древнейшие запреты показывать девочек посторонним людям, даже родственникам. Очевидно, это было связано с верой в дурной глаз, порчу и т. д. «Повесть о дупле» содержит яркие примеры подобных запретов в последних главах, повествующих о воспитании Инумия. Когда же девочки становились взрослыми, надзор над ними делался еще более строгим: самым тщательным образом следили за тем, чтобы к ним не проник какой-нибудь отважный искатель приключений. Но красавица, остающаяся в безвестности, никогда не смогла бы исполнить предназначаемую ей роль. Надо было, чтобы о ее красоте и талантах знало как можно больше народу, чтобы все наперебой расхваливали ее, чтобы слухи о ней достигли императорского дворца. Заботу об этом часто брал на себя отец девушки. Поэтому Масаёри при каждом удобном случае и рассказывает о необыкновенных достоинствах своей девятой дочери, которую он с самого начала решил определить в жены наследнику престола. Большое количество влюбленных, добивающихся ее руки, только добавляло ей чести, и Масаёри ведет тонкую политику, собирая вокруг своей дочери многих воздыхателей.

При этом возникала ситуация парадоксальная: многие влюбленные своей избранницы ни разу не видели, некоторым удавалось увидеть ее в щель между занавесями, при неверном свете свечей. Что же такое была любовь в эпоху Хэйан, в том смысле, как она рисуется в «Повести»? Как могли люди бросать семью, детей, сжигать свой дом, уходить в отшельничество — и все ради той, кого они никогда в жизни не видели и от кого зачастую они не получали ни одного письма? Был ли этот крах чисто сентиментальным? Не было ли тут чего-то более прагматического, каких-то честолюбивых замыслов, попытки утвердить таким образом свое превосходство над другими? Во всяком случае, этот сентиментальный крах мог явиться крахом всей жизни.

Автор создает здесь галерею интересных характеров Остановимся на персонажах, которые представляют собой тип «классического» влюбленного, таких, как Санэтада, Накаёри, принц Тадаясу и брат красавицы Накадзуми. Речь идет о всепоглощающей страсти, избавить от которой могла бы только смерть. Здесь автор выявляет тип личности болезненной, с наклонностью к самоуничтожению, не способной к общественной жизни и видящей в несостоявшейся любви предлог для своего неприятия действительности. Тяга к смерти очень отчетлива в этих мизантропических характерах. Накадзуми действительно умирает от тоски. Его любовь особенно трагична, так как любовь родных брата и сестры считалась кровосмесительной, и браки между ними запрещались. Что касается Санэтада, то ничто не мешает ему хотя бы надеяться, но он с самого начала считает свою любовь обреченной, и, в сущности, она только маскирует его стремление к самоуничтожению. Так, в стихах, адресованных Атэмия, он все время говорит о желанной смерти.