Повесть о дупле Уцухо-Моногатари. Часть 1

Герои в «Повести» не делятся на добрых и злых. Исключением являются только Тосикагэ и Накатада, которые с самого начала создавались как образцы идеальных героев. Другие же образы автор наделяет самыми противоположными чертами человеческого характера, создавая сложные типы. Такого разнообразия характеров и такой яркости их средневековая литература Японии больше не знача. «Повесть о дупле» остается в этом отношении явлением исключительным.

Совершенно необычными для хэйанской литературы являются женские образы в «Повести». В первой половине произведения, рисуя жизнь в усадьбе Масаёри, автор рассказывает о его дочерях, но период девичества его, по-видимому, интересовал очень мало. Портреты барышень совершенно стереотипны и сливаются в некий обобщенный образ. Атэмия в этом отношении не составляет исключения, хотя о ней говорится больше, чем о других девицах. Картина совершенно меняется во второй половине романа, в описании семейной жизни этих нежных красавиц. И Накатада, и Судзуси, и даже сам наследник трона, женившийся на Атэмия, в супружеской жизни несчастливы.

Как правило, девицы из дома Масаёри в замужестве своей судьбой недовольны, мужей своих не любят и относятся к ним крайне пренебрежительно. Атэмия, став супругой наследника трона, испытала разочарование. Наследник не пробудил в ней любви к себе, и для нее пребывание в его покоях не более, чем служба. Снова и снова осыпает она упреками своего отца за то, что он отдал ее в жены наследнику. Атэмия погружена в мрачные размышления о своей судьбе и, мысленно перебирая претендентов на ее руку, воображает счастливую жизнь, которую она могла бы вести. Кроме того, психика ее расстроена: каждую ночь она видит во сне умершего из-за нее брата.

В результате неудовлетворенности своим положением у нее развивается зависть, которая становится доминирующей чертой характера Атэмия. Она завидует Первой принцессе потому, что та вышла замуж за Накатада, что дочь ее овладеет тайнами музыкального искусства, что принцесса может слушать игру мужа и т. д.

Что касается Первой принцессы, то для нее замужество за Накатада является мезальянсом, и она упрекает своего отца, императора Судзаку, отдавшего ее в жены Накатада, в недостатке родительской любви. О равнодушии принцессы к своему мужу, переходящем в откровенную враждебность, говорится часто, и оно проявляется сразу же после свадьбы. Так же равнодушна к своему мужу, Суэфуса, четырнадцатая дочь Масаёри, полагающая, что отец мог бы найти для нее более подходящую партию.

Автор «Повести» не склонен представлять всех своих героинь как утонченные, исполненные благородства характеры. Императрица-мать, супруга императора Судзаку, пользуется в своей речи такими выражениями, что находящийся рядом Накатада краснеет. Об Атэмия во второй половине произведения говорится как о женщине жестокой, внушающей страх, способной убить человека. Рядом с этими героинями, одержимыми страстями, завистью, недовольными своей участью, выделяются образы, исполненные благородства, например некоторые жены Канэмаса и особенно дочь Тосикагэ, женщина благородной души и возвышенных устремлений.

Генезис романа как литературного произведения

Повесть о дупле» занимает особое место в истории японской литературы. Создание ее является событием огромной важности в становлении японского литературного языка. Первыми произведениями, созданными на японском языке, были сборник мифов и исторических легенд «Записи о деяниях древности» («Кодзики») и поэтическая антология «Собрание мириад листьев» («Манъёсю»), записанные в VIII в.; наиболее древний пласт в них восходит приблизительно к III в. (периоду разложения родового строя). К этому же времени относится формирование молитвословий норито, которые были письменно зафиксированы только в X в. Язык этих памятников отражает систему магического сознания древних японцев и условия существования общества, мало затронутого континентальным влиянием[62].

К V–VI вв. относится мощное влияние на Японию континентальной культуры. Это привело, в частности, к тому, что государственным языком молодого государства стал китайский: на нем писались императорские хроники, авторы которых подражали композиции и стилю китайских исторических сочинений, на нем же велось делопроизводство. Китайский язык был языком буддийской литературы.