Повесть о дупле Уцухо-Моногатари. Часть 1

— ‹…› Хоть и непонятно, но пожалуйста, — ответил Канэмаса.

— Доискивайся не доискивайся, всё равно не догадаешься. Подписывай, не медли, — сказал император.

Канэмаса написал: «Придворный третьего ранга, старший советник министра, генерал Правой личной императорской охраны, глава Ведомства двора наследника престола Фудзивара Канэмаса» и приписал:

«Всё сильнее

Ветер в соснах

Шумит.

Слёзы бегут по щекам

Непрерывным потоком».

Он передал указ Санэмаса. Тот, подписав: «Придворный третьего ранга, заместитель старшего советника министра, глава Налогового ведомства Минамото Санэмаса», сложил:

«Нет ветра сильнее,

Чем тот,

Что в ветвях

Сосны в Такасаго

Шумит»[739].

Он передал указ военачальнику Левой дворцовой охраны, который подписал: «Придворный третьего ранга, второй советник министра, военачальник Левой дворцовой охраны Фудзивара Масанака», и сложив:

«Давно засохла

Сосна в Сумиёси.

Но шум ветра

В её могучих ветвях

Я забыть не могу», —

передал советнику Масаакира. Тот, подписав: «Придворный третьего ранга, второй советник министра Тайра Масаакира», сложил:

«Слушаю кото звуки.

Кажется мне, что внимаю

Шуму ветра

В вершине сосны,

Что растёт в Анэва»[740], —

и передал главе Ведомства двора императрицы, который, подписав: «Придворный третьего ранга, второй советник министра, глава Ведомства двора императрицы Минамото Фумимаса», в задумчивости сложил:

«В шуме ветра

В вершине сосны

Старую песнь различаю.

Не потому ли, что он прилетел

С восьмидесяти островов?»[741], —

после чего удалился.

Госпожа исполнила «Варварскую свирель» со всеми вариациями. Император хотел слушать ещё и ещё и подумал, что не получит полного удовольствия, если она не поиграет и в других ладах.

— Мне хотелось услышать «Варварскую свирель», и вы это произведение полностью, как мне кажется, сыграли. А сейчас настройте инструмент в другой лад и сыграйте на этом пире ещё одну пьесу. Больше я вас просить не буду, — сказал он.

Госпожа, настроив кото в лад рицу, сыграла «Нанкаку».

— Мне остаётся только горевать о том, что на протяжении столь долгого времени я вас не слышал, — сказал император. — Но отныне всякий раз, как я буду устраивать праздник, приходите сыграть одну пьесу. И без праздников, в то время, когда распускаются весенние и осенние цветы, когда так прекрасны деревья, в полные очарования вечера дайте мне слушать великолепную музыку. И пусть вы будете играть на каждом празднике в течение тысячи лет, вы не сможете сыграть всего, что знаете, — вот что приводит меня в восхищение! Жизнь человеческая ограниченна, и то, что я должен буду умереть, так и не услышав всего, что вы умеете, что не истощится и за тысячу лет, — это наполняет мне сердце сожалением. Ах, если бы мы оба могли жить тысячу лет!

Кто будет

Шуму ветра

В вершине

Тысячелетней сосны

Вечно внимать?

Госпожа ответила:

— Хочется мне,

Чтобы этого ветра прохладой

Долго ты наслаждался

После того,

Как засохнет сосна.

Кому, кроме вас, могу я такое пожелать?

— Печально только то, что человеческая жизнь лишена постоянства, — вздохнул император. — Если бы вы были деревом, я бы всегда мог слышать звуки вашего кото в шорохе листвы, и в щебетании птиц, которые сидели бы на ветвях этого дерева, и в звоне цикад. Если бы вы были горой, я постоянно слушал бы кото в шуме ветра, если морем или рекой — в рокоте вздымающихся волн. Ян Гуйфэй и император в седьмой день седьмого месяца во дворце Вечной жизни клялись друг другу в верности за гробом[742], мы же поклянёмся сейчас во дворце Человеколюбия и Долголетия. Не думайте, что наша клятва будет менее прочной, чем та, которая была произнесена во дворце Вечной жизни. — И говоря о печали нашего существования, император произнёс:

— Тысячу лет суждено

Сосёнкам юным

Врозь простоять.

Не лучше ль в речке водой

Вместе струиться?

Думайте и вы так, как я…

— Внимаю вашим словам, но поверить им не могу[743], — ответила она. —

Вряд ли возможно,

Чтоб обмелело глубокое дно

Или мель превратилась в пучину…

Но стали же заводью

Асука быстрые воды.

Только это меня и беспокоит. Как бы я желала, чтобы глубокими оказались эти клятвы!

— Удостоверьтесь сами, мелки ли мои чувства, — сказал император. —

Что если вместе

Струиться,

Как Сиракава поток?

Есть ли река

Её полноводней?