Повесть о двух городах

Both resorted to the drinking-table without stint, but each in a different way; the lion for the most part reclining with his hands in his waistband, looking at the fire, or occasionally flirting with some lighter document; the jackal, with knitted brows and intent face, so deep in his task, that his eyes did not even follow the hand he stretched out for his glass-which often groped about, for a minute or more, before it found the glass for his lips.	Оба они то и дело прикладывались к угощению, однако каждый по-своему: лев отхлебывал не спеша, со смаком, развалившись на кушетке, засунув руки за пояс, поглядывая на горящий камин, а иной раз пробегая глазами какую-нибудь записочку для памяти; тогда как шакал, свирепо сдвинув брови, сосредоточив все свое внимание, так впился в работу, что глаза его не двигались, когда рука тянулась к стакану, и случалось, что ему приходилось несколько секунд шарить по столу, прежде чем он мог нащупать стакан и поднести его к губам.
Two or three times, the matter in hand became so knotty, that the jackal found it imperative on him to get up, and steep his towels anew.	Раза два, три он, по-видимому, натыкался на такую неразбериху в деле, что срывался с места и бежал снова мочить полотенца.
From these pilgrimages to the jug and basin, he returned with such eccentricities of damp headgear as no words can describe; which were made the more ludicrous by his anxious gravity.	Из этих паломничеств к кувшину и тазу он всякий раз возвращался в новом невообразимом головном уборе, и это производило тем более дикое впечатление, что лицо его сохраняло все то же мучительно сосредоточенное выражение.
At length the jackal had got together a compact repast for the lion, and proceeded to offer it to him.	Наконец шакал приготовил своему льву изрядную порцию свежанины и стал подавать ему кусок за куском.
The lion took it with care and caution, made his selections from it, and his remarks upon it, and the jackal assisted both.	Лев жевал осторожно и тщательно, время от времени делая какие-то выборки и заметки, а шакал помогал ему и в этом.
When the repast was fully discussed, the lion put his hands in his waistband again, and lay down to meditate.	Когда все, наконец, было прожевано и проглочено, лев опять улегся на диван и, сложив руки на животе, погрузился в размышления.
The jackal then invigorated himself with a bumper for his throttle, and a fresh application to his head, and applied himself to the collection of a second meal; this was administered to the lion in the same manner, and was not disposed of until the clocks struck three in the morning.	А шакал, промочив горло и заново оснастив голову мокрыми полотенцами, принялся готовить второе блюдо; потом он опять кусок за куском стал подносить его льву, и когда со всем этим, наконец, было покончено, часы пробили три.
"And now we have done, Sydney, fill a bumper of punch," said Mr. Stryver.	- Ну, теперь, кажется, все, Сидни, - сказал Страйвер. - Дернем-ка по стаканчику пунша.
The jackal removed the towels from his head, which had been steaming again, shook himself, yawned, shivered, and complied.	Шакал стащил с головы полотенца, от которых валил пар, поежился, потянулся, мрачно зевнул и налил стаканы.
"You were very sound, Sydney, in the matter of those crown witnesses to-day.	- Здорово ты все предусмотрел насчет сегодняшних свидетельских показаний.
Every question told."	Каждую мелочь продумал, да как трезво!
"I always am sound; am I not?"	- А я всегда трезво рассуждаю. Разве не так?
"I don't gainsay it.	- Спорить не приходится.
What has roughened your temper?	Что это ты сегодня в таких растерзанных чувствах?
Put some punch to it and smooth it again."	Ну-ка хлебни еще пуншу, это тебя успокоит.