Повесть о двух городах

"I entreat you, good gentlemen, do not come near us, do not speak, do not move!"	- Умоляю вас, добрые джентльмены, не подходите к нам, не говорите ничего, не двигайтесь!
"Hark!" he exclaimed.	- Что я слышу? - воскликнул он.
"Whose voice was that?"	- Чей это голос?
His hands released her as he uttered this cry, and went up to his white hair, which they tore in a frenzy.	И, выпустив ее из рук, он схватился за голову и начал судорожно рвать свои седые волосы: потом затих и снова погрузился в забывчивость, -привычное состояние, в котором для него как будто не существовало ничего на свете, кроме его сапожного ремесла.
It died out, as everything but his shoemaking did die out of him, and he refolded his little packet and tried to secure it in his breast; but he still looked at her, and gloomily shook his head.	Он опять свернул и завязал свой узелок и долго старался засунуть его поглубже за ворот рубахи: но все время не сводил с нее глаз и угрюмо качал головой.
"No, no, no; you are too young, too blooming.	- Нет, нет, нет! Слишком молода, такая цветущая, юная!
It can't be.	Не может этого быть.
See what the prisoner is.	Посмотрите, что сталось с узником.
These are not the hands she knew, this is not the face she knew, this is not a voice she ever heard.	Разве это те руки, которые знала она? То лицо, на которое она глядела? Разве она узнала бы этот голос?
No, no.	Нет, нет!
She was-and He was-before the slow years of the North Tower-ages ago. What is your name, my gentle angel?"	Она была и он был когда-то давно-давно, до всех этих долгих лет в Северной башне... с тех пор прошла вечность... Как вас зовут, милый ангел мой?
Hailing his softened tone and manner, his daughter fell upon her knees before him, with her appealing hands upon his breast.	Растроганная до глубины души его ласковым тоном и тихой кротостью, его дочь упала перед ним на колени и, словно умоляя, положила руки ему на грудь.
"O, sir, at another time you shall know my name, and who my mother was, and who my father, and how I never knew their hard, hard history.	- О сэр, когда-нибудь, в другой раз я скажу вам, как меня зовут, и кто была моя мать, и кто был мой отец, и почему я до сих пор ничего не знала об их горькой, горькой судьбе.
But I cannot tell you at this time, and I cannot tell you here.	Но я не могу говорить об этом сейчас, не могу говорить об этом здесь.
All that I may tell you, here and now, is, that I pray to you to touch me and to bless me.	Здесь, сейчас, я могу умолять вас только об одном: коснитесь меня вашей рукой, благословите меня!
Kiss me, kiss me!	Обнимите, поцелуйте меня!
O my dear, my dear!"	О мой дорогой, дорогой!
His cold white head mingled with her radiant hair, which warmed and lighted it as though it were the light of Freedom shining on him.	Его безжизненная седая голова прильнула к ее пламенным кудрям, и они брызнули на него жизнью и теплом, словно над ним засиял свет свободы.