Тут же Шувалов напомнил им, что и во времена Петра Первого Андрей Нартов проектировал создание Академии художеств и доказывал, что подобные академии есть в других странах, а в России она нужна не менее, ради того, чтобы художники для пользы государственной приумножали ценности и сокровища искусства, живущие в веках. А если не быть Академии, то по его, Нартова, предположению, и старые художества все постепенно могут иссякнуть и тяжко их будет возродить. Одобрив несбывшиеся мечтания Нартова, Шувалов обстоятельно изложил перед слушателями свой проект Академии, из двенадцати пунктов состоящий, суть коих вкратце сводилась к тому, что в Академию принимаются на добровольное и безденежное учение молодые люди и даже крепостные только с согласия помещиков. Директору дозволено отличившихся поощрять медалью, определять способности и распределять учащихся по классам и держать их в строгости под наблюдением надзирателей. Учеников отстающих учить дополнительно два часа вечером в особой комнате при дежурном профессоре. Устраивать ассамблеи и конкурсы для обнаружения наиболее талантливых и особого их поощрения…
— Те из вас, кои удостоятся высоких наград в Академии, — говорил Шувалов, — окончив оную, будут посланы в Париж и Рим обогащать свой опыт и знания на великую пользу. Желание быть знатным, желание отличиться достигается благоразумным деянием. Запомните, что изящные художества кто постигнет в совершенстве, тот будет иметь доступ к самой государыне…
Он говорил долго.
Быть может, и еще продолжалась бы речь Шувалова, но хлынул осенний дождь и заставил красноречивого оратора поспешить. Он торопливо сказал еще несколько добрых слов о профессорах Академии, об архитекторе Деламоте, скульпторе Николя Жилле и других, после чего представил ученикам директора Академии Кокоринова и потребовал от всех учащихся беспрекословного подчинения учителям. Затем ученики были отпущены. Попечитель Академии, о котором Федот мельком уже слышал от Ломоносова, многим ученикам показался человеком невысокомерным и заинтересованным делами и благополучием доверенного ему императрицей заведения.
— А попечитель-то у нас, кажись, с правильной душой человек, хотя он и высокого звания, — осторожно заметил Шубин в разговоре с одним из товарищей.
— Не торопись хвалить, чтобы не стыдно было хаять. Все они мягко стелют, да жестко спать. Я здесь пребываю второй год в учениках, а хвалить его воздержусь, потому как и вижу-то его всего лишь первый раз. От своего отца слыхивал: хвалить надо сено в стогу, а барина в гробу…
Говоривший ученик по классу скульптуры Федор Гордеев был года на четыре моложе Федота. Он посмотрел на новичка немного свысока и добавил:
— Вот как доучишься до розог, тогда и попечителю споешь другую славу.
— А разве здесь порют? — удивился Федот.
— А ты что думал? Не всех, конечно. Но коли провинишься — всыплют, да еще как!
— Но ведь это Академия, а не крепостной двор!
— Розги, батенька, одинаковы, что на конюшне, что в Академии, — вразумительно пояснил Гордеев. — Мой отец их в молодые годы испробовал у помещика, а я — здесь.
— Кто же твой отец? — поинтересовался Федот, проникаясь уважением к товарищу и желая поближе с ним познакомиться.
— Бывший крепостной, теперь скотник дворцовый. Пьяница, однако не глуп. Ибо дети дураков в нашей Академии — редкость.
Сказав это, Гордеев убежал куда-то, оставив Шубина в грустном раздумье.
Общежитие учеников находилось вблизи от учебных помещений Академии. Вечером, после незатейливого ужина, Федоту показали деревянную койку с соломенным матрацем, подушкой и одеялом грубого солдатского сукна. Раздевшись, он лег в холодную постель и, взволнованный, долго не мог заснуть. В одной половине общежития раздавалось громкое храпенье, в другой — слышались споры о том, что важнее в Академии: талант или добродетель? Спорившие разделились поровну. Молодой и задиристый Гордеев, сторонник талантов, сказал в шутку:
— Давайте разрешим спор так: спросим нашего новичка Шубина, благо он еще не спит, к которой стороне он присоединится…
Федот приподнялся на постели и горячо заговорил:
— Не всегда бывает тот прав, на чьей стороне больше спорщиков; прав тот, кто понимает настоящую правду. Ежели вы не имеете призвания к искусствам, то с вашей добродетелью место не здесь, а в монастыре.
Гордеев подскочил на месте и захлопал в ладоши.
— Ого! Из новичка, братцы, толк выйдет!..
Один из «добродетельных» спорщиков, желая одернуть Шубина, подошел к его кровати и показал на небрежно разбросанную одежду:
— Хоть ты и «талант», а все-таки амуницию научись перед сном прибирать. Взгляни, как у людей она сложена!