Повесть о Федоте Шубине

— А знаешь, Вера, этот человек остался самим собой. Таких, как он, легче сломить, нежели согнуть. И вот он уже ходит надломленный, с трещиной… Слов нет, горька его участь. Я ведь знаю, он вытеснен отовсюду за правоту своих резких суждений. Пусть он не достиг почета, но честный человек скорей позавидует ему, нежели услужливому таланту, приседающему у края барского стола.

Голос Шубина при этих словах резко изменился.

— Милый, ты, кажется, расстроен этой встречей? — тревожно спросила Вера Филипповна, испуганно заглядывая в его потускневшее лицо.

— Нет, я только подумал: какое сегодня место занимал я за столом у Демидова, и не смотрел ли я хозяину в рот, как пес, жаждущий подачки?

— Да что ты! — воскликнула Вера Филипповна. — Этого не было! Как раз не было… — добавила она взволнованно. — Я и люблю тебя за то, что ты не похож на других.

Но Федот уже не слушал ее, он шагал, слегка поддерживая ее, и говорил как бы сам с собою:

— Мне обязательно с ним надо встретиться! Познакомиться, потолковать.

— С кем, с Секушиным? — спросила удивленно Вера Филипповна.

— Обязательно! — резко повторил Шубин и мягко добавил: — Ну да, с ним… Я с удовольствием встречусь с ним. Падающего надо поддержать…

Они дошли до плавучего Исаакиевского моста. Тихо, чуть заметно покачиваясь на невских волнах, скрипели понтоны, скрепленные толстыми просмоленными снастями. У причалов стояли баржи и парусники, на палубах сонно потягивались водоливы. В свежем утреннем воздухе пахло смолой и рыбой.

Федот и Вера Филипповна молча добрались до квартиры Кокориновых и у парадной двери расстались без поцелуя и улыбок…

Когда он пришел домой, было уже раннее утро. Солнце поднялось над крышами домов, оживали улицы, усиливался стук, топот и грохот по каменным мостовым. Мысли не давали покоя. Спать не хотелось. Федот подошел к столу, разложил лист толстой бумаги, привезенной еще из Болонской академии, и принялся рисовать силуэты — свадебный подарок невесте.

В центре листа, в овале, он по памяти нарисовал профиль Веры Филипповны. Покатый лоб, чуть заметно вздернутый нос, тонкие губы, слегка приоткрытый рот. Полный подбородок и короткая шея говорили о некоторой тучности невесты. Толстая коса спускалась на спину.

— Похоже, но это не то, — сказал сам себе Шубин. — Вот поженимся, уговорю Аргунова написать с нее настоящий портрет… а это так, для забавы и воспоминаний.

По углам он силуэтами изобразил сцены из жизни своей и Веры Филипповны. Внизу слева — двенадцатилетняя Верочка в коротком платьице с крылышками, как у гения, стоит на цыпочках перед взрослым, по форме одетым учеником Академии художеств и… выпрашивает у него статуэтку. Вверху — Шубин по возвращении из-за границы встречается с ней, уже взрослой, распростерши объятия. Внизу справа они — жених и невеста.

После неожиданной встречи с крепостным архитектором Секушиным Шубин стал редким посетителем петербургских салонов. Участь подобных людей — даровитых тружеников заставила его оглянуться на свое деревенское прошлое и призадуматься над самим собой. Кто знает, что ждет его впереди? Рассудок подсказывал, что царскому двору и вельможам нужны талантливые люди — художники, скульпторы и поэты — только для того, чтобы они своим искусством превозносили до небес родовитую дворянскую знать. Такие мысли часто появлялись у молодого скульптора, пока еще не испорченного новой средой. В часы раздумья он вспоминал советы Михайла Ломоносова и, осуждая себя за всякий неправильный шаг, говорил:

— Нет! Я буду служить только одной правде, даже будучи уверен, что она кем-то ненавидима. Эх, кабы Михайло Васильевич был в живых!..

Незадолго до женитьбы на Вере Филипповне Шубин купил на Васильевском острове в рассрочку одноэтажный деревянный домик с пустым каретником во дворе. Квартирку из трех комнат он сам привел в порядок — выкрасил пол, выбелил стены, а на потолке, по углам и посредине, сделал лепные украшения.