Повесть о фронтовом детстве

Артиллерист внимательно посмотрел на небо, вытер тыльной стороной ладони вспотевший лоб и сказал облегченно:

– Улетели, кажись…

Я поднялся. Трудно было держаться на ногах. Кружилась голова, ломило спину. Вместе с нами встал молоденький боец. Глаза его робко улыбались. Из них еще не ушел страх.

Мы пошли по полю. Оно теперь все было в воронках. На траве – отметины огня, резко пахло тротилом, горелой землей.

Самолеты перерыли своими бомбами всю землю возле пушек. Одна из них повалилась набок, лежала неуклюже, огромная и беспомощная. К ней подъехал трактор, и артиллеристы возились с тросом, чтобы поднять ее. У других щиты были побиты осколками и станины повреждены. Артиллеристы со злыми лицами осматривали пушки и ругались. Не зря на фронте бомбежек побаивались. Даже старые фронтовики говорили, что к ним никогда не привыкнешь.

Артиллерист, кивнув на меня, сказал молодому бойцу:

– Мальчишка ничего. Видать, хлебнул фронта… Ну что, разведчик? Был у смерти в гостях и назад вернулся. А глаза-то у тебя не плаксивые!

Я тяжело вздохнул.

– Ну, топай к своим да на небо поглядывай. А рядом будешь – в гости заходи.

Я шел и смотрел в небо. Оно снова было чистым. Видно, самолеты больше не прилетят. Теперь из-за этой бомбежки никакой радости и в помине не было. Пули, снаряды еще можно терпеть. А бомбы страшнее. Сиди и жди, пока по тебе шарахнет.

Глава третья. Тяжелый «язык»

Скоро и нам наступать

– Пошли «белорусы», – сказал Витя и положил газету на шинель.

На первой странице большими буквами был напечатан приказ Верховного Главнокомандующего командующему 3-м Белорусским фронтом генералу армии Черняховскому. Белорусский фронт начал наступление, освободил несколько городов и много населенных пунктов.

– Как, Витюша, думаешь, нам-то скоро вперед? – спросил дядя Вася.

– В штабе поговаривают, что недолго ждать. Народу в полку прибавилось, танки пришли, артиллерия. За каждым деревом пушка стоит.

Теперь я знал, почему тяжелые пушки появились. Они будут нам помогать в наступлении.

– Дай-то бог. А то вон пехота мокнет, скучает. В грязи в окопах мерзнуть – не сахар.

– Наступление – штука веселая. В обороне сидишь – всякие мысли покоя не дают. Будто воюешь и будто нет. А в наступлении не соскучишься! – сказал Витя.

– Далеко пойдем, не слыхал?

– Эх, махнуть бы до Берлина, одним ударом кончить всё!

Витя затянулся самокруткой, выпустил кольцо дыма.

В темное окно стучали крупные капли дождя. Лето еще не кончилось, но погода окончательно испортилась. Порывистый ветер гнал и гнал низкие тучи. Целыми днями моросил дождь.

У нас в хате было тепло и сухо. И сейчас, вечером, мы лежали на шинелях и вели неторопливые разговоры.

Значит, скоро пойдем в наступление. Я и на почте слышал о наступлении и видел, как к нам пополнение шло, как везли на машинах снаряды и патроны.

Теперь и я был при оружии. У меня появился пистолет. Название у него было звучное: двадцатишестимиллиметровый сигнальный пистолет образца тысяча девятьсот сорок четвертого года. Разведчики называли его просто ракетницей. Но «сигнальный пистолет» было лучше. Нам недавно его принесли, и я сразу взял его себе. Пётр Иваныч даже похвалил за это. Я носил пистолет в брезентовой кобуре с ремнем через плечо. Он стрелял сигнальными и осветительными ракетами. Правда, у него не было прицела и ствол был гладкий, без нарезов. Но и на глаз попадешь, куда нужно. Ракет к пистолету у меня было полно – красных, и желтых, и зеленых. Стреляй сколько хочешь. Я не снимал кобуру с пистолетом с плеча и сейчас тоже был в полной боевой готовности.

Вдруг Витя сказал:

– Споем любимую! Яшка, запевай!

Яшка у нас хорошо пел. А любимая наша песня была про Ермака. Мы ее и раньше вместе пели. Я все слова наизусть выучил.

В комнате стало совсем тихо. Чистым, звонким голосом Яшка начал песню:

Ревела буря, дождь шумел,
Во мраке молнии летали…

Мы дружно подхватили:

И беспрерывно гром гремел,
И ветры в дебрях бушевали…

Второй куплет мы начали все сразу:

Ко славе страстию дыша,
В стране суровой и угрюмой,
На диком бреге Иртыша
Сидел Ермак, объятый думой.

Что-то крепкое, надежное было в этой песне, как и в самих разведчиках. Песня всё нарастала, становилась громче. Голоса звучали в лад. Мы пели про Ермака, будто про себя песню складывали. Сейчас, как и в песне, шумел дождь, завывал ветер. Разведчики, как и товарищи Ермака, отдыхали после военных трудов. И я отдыхал с ними.

Боевая задача

Вдруг дверь распахнулась, и в хату вошел наш Батя. За ним появились начальник разведки дивизии майор Монастырёв и два автоматчика. Мы вскочили и вытянулись.

Батя по-хозяйски уселся за стол, снял темную от дождя плащ-палатку и остался в затянутой офицерским ремнем телогрейке. Он сильно изменился с тех пор, как я его видел последний раз: похудел, возле воспаленных глаз появились морщинки.