И тогда Сашка Макаров встал и тихо сказал:
– Это сделал я, Савелий Фёдорович.
– Берман, Макаров, со мной, остальным сидеть тихо, не шелохнуться.
Пока мы шли за директором, услышали сирену «скорой помощи». Она явно ехала к нам. Мне стало страшно, не за себя – за Анну Генриховну. И я по-настоящему зарыдала.
Глава четвёртая
Как нужно обращаться с огнём?
– Бабушка, родненькая, я не хотела! Честное слово, я не хотела, чтобы так было!
– Я знаю, Мария.
– Ну хоть ты поверь мне. Я хотела растопить её сердце. Помнишь, как Герда растопила сердце Кая?
– А почему ты решила, что сможешь это сделать?
– Мне казалось, у меня получится.
– Почему тебе так показалось?
– Потому что растопить лёд может только тот, у кого горячее сердце. Ты же сама говорила, что от горячего лёд начинает плавиться.
– Мария, я тебе сейчас покажу одну вещь.
Бабушка взяла свечу, стоявшую на комоде в красивом подсвечнике, и поставила её на стол. Потом бабушка зажгла спичку и поднесла к фитилю. Пламя осветило стол. Я не отрываясь смотрела на пламя и не понимала, зачем это бабушке было нужно. Я сто раз видела, как бабушка зажигает свечи, но чувствовала, что сейчас она хочет мне сказать что-то очень важное.
– Подойди, Мария.
Бабушка говорила строго и называла меня «Мария». «Слава богу, что не Мария Борисовна», – подумала я и подошла к столу
– Красиво горит? – спросила бабушка.
– Красиво, – согласилась я. Язычок пламени не вертелся из стороны в сторону, а поднимался ввысь ровно-ровно. Я боялась шелохнуться: меня прямо завораживал этот огонёк. Каждый человек любит смотреть на огонь, если это не горит его дом, конечно.
– Потрогай пламя, не бойся!
Я удивилась, мне ведь не три года и меня не обманешь: каждый ребёнок знает, что огонь – это горячо.
– Не буду, бабушка. Боюсь, что обожгусь.
– Здорово ты устроилась, Мария Борисовна! Оказывается, ты знаешь, что такое боль! И не хочешь, чтобы тебе было больно. Так почему же ты готова сделать больно другим?
– Я не специально! Ну почему же ты мне не веришь? Я думала, что так будет лучше для всех.
– Хочешь сказать, что ты чуть не угробила человека и этим хотела спасти человечество?
– Ну ведь угробили же Гитлера, бабушка, родненькая! И спасли человечество. Иногда нужно кого-то угробить, чтобы остальным хорошо было. Но я не хотела… Я не думала…
– Запомни, душа моя, что с огнём нужно обращаться всегда осторожно, будь то пламя свечи или огонь сердца. Можно любоваться этим огнём, а можно испепелить так, что не на что будет уже смотреть. Ладно, идём, покормлю тебя.
– Бабушка, а меня выгонят из школы?
– Не знаю. Вот папа придёт, и мы всё узнаем.
Папа пришёл под вечер. Мы все: бабушка, я и Лиза – сидели за столом и ждали его. Лиза уже носила Мишеньку, и бабушка не велела мне рассказывать ей о том, что случилось в школе. Да Лиза не очень-то и интересовалась. Не скажу, чтобы она так уж не любила меня. С её приходом наша маленькая семья распалась на две совсем маленькие семьи, и только папа оставался связующей нас ниточкой. Папа старался как мог, и мне было ужасно жаль, что я так огорчила его. Но что сделано, то сделано. Если бы я могла предположить, что от любви люди умирают, я бы ни за что не велела ребятам орать Анне Генриховне, что мы ее любим. Да и сердце её вряд ли растопишь: оно уже заледенело совсем и не поддавалось огню.
Я услышала поворот ключа в замочной скважине, и в комнату решительным шагом вошёл папа. Он был зол. Брови сошлись на переносице, когда он взглянул на меня.
Чтобы сгладить ситуацию, бабушка встала из-за стола и спросила:
– Кушать будете, Борис Семёнович? Мы вас ждали.
– Варвара Степановна, не заговаривайте мне зубы! – очень строго сказал папа. – Покажите мне маленькую разбойницу, которая чуть было не угробила человека. Маша, сколько можно – я тебя спрашиваю, – и почему я должен каждый раз идти в школу и извиняться за твои поступки?
– Папочка, я не хотела! Честное пионерское!
– Чего ты не хотела?
– Я не хотела, чтобы человек погиб. Я хотела, чтобы человек выздоровел!
– И поэтому ты уложила её на больничную койку?
– Нет. Но когда у человека холодное сердце – это значит, что он болеет. И это заразно, потому что рядом с этим сердцем начинают превращаться в лёд другие сердца! Ну вспомни Снежную королеву!
И я заплакала. Я так горько заплакала, что Лиза не выдержала.
– Боря, я, видимо, опять не в курсе. Почему вы меня исключаете из семьи, Варвара Степановна? Боря, что случилось?
– Наша Маша решила исцелить Анну Генриховну и подговорила весь класс участвовать в этом исцелении. Теперь Анна Генриховна в больнице с сердечным приступом. А я в очередной раз был вызван к директору. Но, поскольку я уйти с работы не мог, мы поговорили по телефону, и завтра он ждёт нас с Машей у себя в кабинете. Речь идёт об исключении Маши из школы.
– Боря, а ведь девочка права! Ты же сам говорил, что ваша Анна Генриховна – настоящее чудовище, – подумав, сказала Лиза, и я впервые посмотрела на неё с благодарностью.