– Не знаю. Только сказала: слона взорви, и чтобы никто больше не пострадал. Жалеет она тебя, наверное, – значит любит… Да и басурманина этого, видать, тоже жалеет…
После этого он ушёл совсем и больше уже не появлялся. Не знаю, как обустроилась его дальнейшая жизнь: работал ли он в каменоломне, на цементном заводе или ещё где-нибудь. Надеюсь, ничего трагического с ним больше не произошло. Могу только заметить, что мой родной дед Сергей родился в городе Подольске Московской губернии в 1902 году. Он был коренным жителем этого города и имел довольно распространённую среди русского народа фамилию – Соловьёв.
К середине следующего дня Никита со слоном оказались на месте. Маленькая деревенька уютно пристроилась на высоком берегу Клязьмы в окружении светлых сосновых лесов. В амбаре, набитом до верха пахучим сеном, слону стало немного легче. Сухая мягкая трава кормила и согревала больное животное, но равнодушная природа взяла своё. С наступлением морозов слону стало хуже. От слабости он даже перестал кашлять. Тихо лежал в темноте амбара и время от времени жалобно вздыхал. Когда Никита заходил к нему, открывая большие скрипучие ворота, слон здороваясь пытался поднять хобот и протрубить, но сил у него хватало только на жалобный протяжный выдох. Наконец силы иссякли совсем, и он умер.
Миссия, порученная Никите Большому (Мамонтову) царём, на этом закончилась естественным образом. Гонец, который через день мотался верхом на лошади между деревней и Москвой, привёз последний приказ: слона тайно похоронить, не привлекая постороннего внимания, а слонопасу ждать дополнительного высочайшего указания.
Песчаный грунт не успел глубоко промёрзнуть и копался легко. Задача облегчалась ещё тем, что Никита решил выкопать могилу внутри амбара, прикрываясь от непогоды дощатыми стенами и крышей. Но и при таких благоприятных условиях работать пришлось целую неделю. Труднее всего было вытаскивать землю из глубокой ямы и насыпать кучей в углу амбара. Поначалу Никита хотел обойтись без помощника, памятуя о секретности царского приказа, но на второй день понял, что не справится, и позвал на помощь местного глухонемого парня, понадеявшись, что тот даже под пыткой рассказать ничего не сможет.
Не менее трудным делом оказалось свалить гигантскую тушу в яму. Не смотря на холодную погоду, слонятина начала портиться и сильно пованивала. Никита решил разрубить тушу на куски, но без хорошего топора и мясницкого опыта только искромсал толстую кожу и перемазался кровью. Вспомнил Соловья Разбойника, который хотел слона взорвать, и пожалел, что у него нет пороха.
Решение предложил глухонемой помощник, оказавшийся толковым парнем. Через мощную кровельную балку, сработанную из цельного соснового бревна, он перекинул верёвку. Один конец верёвки обмотал вокруг слоновьих ног, а к другому для противовеса подвязал несколько мешков, наполненных землёй. Никита раскачивал мешки, а помощник рычагом подталкивал слоновью тушу к краю ямы, пока сухой песчаный грунт не осыпался и не утянул бренные останки на дно могилы.
Через день место погребения обозначал только невысокий скорбный холмик, на вершине которого лежали сложенные косым крестом жёлтые бивни. Их Никита вырубил из черепа слона, чтобы представить начальству как доказательство, что задание выполнено полностью.
На этом, в принципе, можно было бы и закончить повесть о государевом слонопасе и таинственной находке, сделанной при строительстве гаражного погреба. Но хотелось бы поставить окончательную точку в этой истории.
Никита прожил ещё несколько дней в деревне, ожидая гонца с высочайшим повелением о своей дальнейшей судьбе. Но на этот раз царский указ доставил не обычный посыльный, а близкий родственник – тесть Андрей Данилович Косолапов. Появился он в деревне под вечер на нескольких повозках и не один, а в компании с дочерью Елизаветой и внучкой Ириной. Грузовые сани были наполнены разными припасами, одеждой и новой домашней утварью. В дополнение к материальным ценностям Андрей Данилович с поклоном вручил Никите грамоту, свёрнутую трубкой в кожаном непромокаемом футляре.
Грамота была собственноручно подписана Алексеем Михайловичем и скреплена большой государевой печатью. Если пропустить громкие царские титулы и полагающиеся по бюрократической традиции того времени вступительные слова, то кратко смысл написанного можно изложить несколькими предложениями.