Повесть о государевом слонопасе

С тех пор в Кузнечной слободе воцарились покой и порядок. Все местные тати опасались воровать и разбойничать на участке подконтрольном Косолапову, обходили его стороной. Слава про удачливого и честного сыщика вышла за пределы родной слободы, пошла по всему городу. К нему с разными просьбами потянулись люди. Из уважения некоторые, особенно те, кто пониже званием, стали его на «-вич» величать, Андреем Данилычем. Он не поправлял. Зачем людей зазря обижать? Им так удобно, а ему уважительно. Нарушений закона Косолапов не допускал, но благодарственные подношения – поминки – принимал. Не он традицию кормления от должности завёл, не ему ею и гнушаться. Тем более, что люди несли от чистого сердца. А проблем у людей всегда много: у одних ссора из-за общего забора вышла, у других свиньи на чужой огород зашли и все грядки разорили, да мало ли чего ещё в городской жизни происходит, где требуется честный глаз и независимый суд.

Когда старшая дочь подросла и заневестилась, решил Андрей Данилович повысить свой социальный статус. На графский титул он не претендовал, справедливо полагая, что рылом не вышел, но породниться с каким-нибудь небогатым дворянином был не против. И тут он вспомнил о своём старом знакомом Петре Мамонтове, героически погибшем за царя и отечество под Смоленском. Его единственный сын, хоть и не сделал большой служебной карьеры, но парень статный, лицом пригожий и дворянского звания. Род, конечно, не очень древний, но всё-таки уже почти сто лет насчитывает. Неприятно, что предок в опричниках состоял, но ведь время такое было. Если не ты кого прижимаешь, так тебя прижмут. Да кто их сейчас помнит опричников этих. Слава тебе господи, другие времена настали. В государстве стабильность, территория расширяется, государь исконные русские земли в своё подданство возвращает: вон уж десять лет как Киев назад у поляков забрали. Киев он, конечно, далеко от Москвы, но всё-таки приятно.

Никиту долго уламывать не пришлось. Матушка сказала, что жениться ему пора, значит пора. Сам-то он поглядывал в сторону Танюшки Лутохиной, которую давно уже в церкви подметил. Да куда уж ему до дочери стрелецкого полковника. Она в его сторону и не глядела вовсе: в стрелецкой слободе поинтереснее женихи встречались. Так что, когда матушка с Андреем Косолаповым уговорилась, он и возражать не стал. Спросил только, красива ли невеста. И получив в том полное родительское заверение, успокоился и стал готовиться к свадьбе.

Матушка не обманула. Лиза действительно оказалась красивой девушкой. Стройная, с большими серыми глазами и русой косой ниже пояса толщиной в руку. В доме держала себя скромно, мужу и свекрови не перечила, да они и не обижали её ничем. В положенный срок родила мальчика, но тот через неделю умер, слабенький оказался. Повитуха сразу тогда бабушке сказала, что он не жилец. Так оно и вышло. Рожать второго ребёнка Лиза очень боялась – вдруг опять неудачно. Но бог смилостивился, и через год с небольшим на свет появилась девочка Ира – кровь с молоком. Больше детей у них не было. Никита переживал немного: у других-то семеро по лавкам сидят, а у него – только одна девчонка. А Лиза вроде бы и довольна, виду не показывала. Хоть одна дочка, но зато какая хорошенькая.

Мать Никиты умерла неожиданно. Вошла в горницу со двора, села на скамью, сказала, что сердце болит, и повалилась на бок. Никита в это время был на службе, пришлось за ним дворовую девку посылать. Похоронив свекровь, стала Елизавета полноправной хозяйкой в мамонтовском доме. Сначала для порядка на прислугу покрикивала, а затем и на молодого мужа перешла. У всех, говорит, дома светлые просторные, а у нас конура собачья. Другие мужья денег много зарабатывают, а мы с хлеба на квас перебиваемся. Это она, конечно, зря так сказала – с едой проблем в семье не было, если, конечно, лишнего не покупать: вин всяких-разных заморских или иноземных фруктов в сахаре. А яблок и крыжовника и в своём саду завались. Но главное – скучно было молодой женщине каждый день дома сидеть. Одна радость – в воскресенье или в престольный праздник нарядиться да в церковь пройтись или к батюшке в гости.

– Что мы дома сидим всё время? – долбила она мужа. – Съездили бы куда-нибудь, прогулялись. Вон Степановы из Кривого переулка на всё лето в деревню уезжают.

– У нас нет деревни, – оправдывался муж. – Вот повысят меня в старшие подьячие может быть тогда для кормления и выделят деревеньку от Приказа.

– Не дождусь я, наверное, когда тебя повысят. Помру раньше.

– Что ты говоришь такое. Помру… Бога побойся. Вон у нас на прошлой неделе Дмитрия в Оружейный приказ перевели. Там и денежное и хлебное жалование больше нашего. К тому же от государевых подрядов кое-что перепадает.

– Да тебя хоть в Оружейный, хоть в какой другой приказ переводи – никакого толку не будет. Ты же у нас безотказный. Работу за всех делаешь, а как прибыток делить, так тебя и обходят.

– А что же мне с ними драться прикажешь?

– Почему драться. Пойди к дьяку, объясни, что так мол и так – работаю много, а получают другие.