Повесть о храбром зайце (СИ)

Заяц ранил троих. Как минимум одна из этих ран может оказаться смертельной — «ему нужна помощь, и поскорее». Надеясь избежать бессмысленного кровопролития, заяц продолжал выкрикивать свои уже никого непугающие команды. «Стоять!» «Назад!» «Застрелю!» Он сам отступал понемногу назад — туда, где лежат и как буд-то смотрят ещё тела, искорёженные обезьяной. Заяц споткнулся в начале на сетях, но не упал. Кое-как удержал равновесие, отошёл на метра два и опять подскользнулся. Чья-то окровавленная шерсь, как буд-то вырванный кусок из головы. Заяц упал на бесчувственное своё колено. Готовился выстрелить, но «сбил прицел». Один козёл предусмотрительно отпрыгнул — «мало ли что?!» Другой прыжками преодолел все препятствия, и должен был уже размазжить зайцу голову, но!

Но размазжили голову ему. Вернее вывернули набекрень, едва ль не наизнанку. Одним рывком. Жестом без чувств. Проворотом.

«ААААААААРРРРР», снова услышал заяц над головой! Обезьяна вернулась. «Зачем?»

Некто из тумана (очевидно другой): ЙЕТИ, БЭ! Йети, йети! Бе-эээээ! Бе-ээээ! ЙЕТИ! ЙЕ… (не докричал он, потому, что йети убил и его; потом поднял тело за рога и как снаряд спортивный бросил в отступающих козлов).

Йети: АААААРРРРР! (Вопил он уже им вслед).

Заяц тем временем действовал как мог: собрал несломанные стрелы, ползая на карачках; попытался подняться, хватаясь за столбовые верёвки с бантами (на этой улице они были невезде). Отдышался и двинулся вперёд — «туда, туда!». «Там наверное на перекрёсток выйду… как-нибудь. Опять же к храму, и тем же лавкам! Зачем мне туда?! Но куда? Я не знаю! Я не знаю куда бежать! Скоро стемнеет уже! Что тогда? Что там? Что слышно?»

С соседней улицы доносились звуки жизни, а впереди наоборот: тихо-тихо. «Почему?», заяц пока только догадывался, но догадка его была верной.

Йети нагнал зайца. «Арр!», сказал он тихо. Именно «сказал». Не было в этом «арр» привычной его злобы. Он как буд-то бы говорил о вчерашней погоде.

Заяц: Чего?!

Заяц хотел поблагодарить обезьяну за своё спасение, но понял, что сейчас не место и не время, да и сил нет на лишние слова. «Он что-то важное хочет сказать мне! Он только не знает как! А может… может он показать чего хочет?»

Заяц: Что? Как ты проник в этот… якобы перекрытый город? Как ты здесь оказался? Как выбраться? Выход? Свобода? Знаешь? Где?

Йети: Арр! Арр! Пойду гулять! Арр!

Заяц: Куда гулять? Где?

Йети: Гулятьарррр! Арр! Можно! Там — неможно!

«Какой-то детский набор слов! «Гулять»? Куда гулять? «Можно, неможно»!? Лапой покажи!»

Заяц: Лапой покажи! Куда гулять можно?

Йети: Туда можно!

Йети показал, куда «можно гулять», но понятнее не стало. «Мы ж туда и идём! Нет, не получится. Ничего ты из него такого не выбьешь!»

Заяц: Идём уж, ладно! Куда-нибудь придём.

Йети: Можно. Арр! Можно!

VIII

То и дело взгляд зайца встречался с глазами обречённых полумертвецов. Поломанные, разорванные, залитые кровью они лежали в его лапах, стонали воздыханием, дышали стоном, кое-кто хватался за его штанину бессильной хваткой, кое-кто другой пытался ударить его культёй. Они умирали. Их таких тут было три десятка.

Несколько минут всего потребовалось йети. Всего несколько минут на то, что б сотворить такое. Он рванул от зайца и дальше почти до самого храма бежал, «расчищая» путь. Потом он повернул назад к зайцу, добивая на пути ещё недобитых. Некоторых, как видно теперь, он так и не добил. «Вот они! Вот они!»

Перешагивая через тела, заяц тихо ненавидел себя, своё положение, свою слабость, но больше всего он ненавидел его — йети. Глаза умирающих как буд-то молили его: «убей!» «Убей! Отомсти за нас!» И, о, заяц хотел его убить! Теперь хотел! «Это чудовище! Это пугало лесное!» Он не знал ещё как, но держал теперь эту ненависть на кончике восприятия, на активной части мозгов, на острие каждой своей стрелы. «Убью. Убью! Надо убить. Надо! Надо убить потому, что… потому, что вот это всё! Вот каждый из них! Вот это! ЭТО! И ЭТО! Нельзя такое делать ни с кем! Никогда! Ни по каким причинам!

Чудовище — убить.

Убить!»

Но легче решить, чем сделать. Обезьяна шла рядом, ещё и поддерживала зайца! Чувствовала каждое его движение, и как на волнах морских подхватывала его, давая на себя облокотиться. Йети без слов понял, что заяц хромает. Он чувствует. «Он чувствует физическое. Это очень «физическое» существо! Никакая мысль его не отвлекает! Никакая абстрация! Он в них не существует, «не преломляется». Нет, всё-таки это дегенерат! Только он не родился им. Он стал им. Как? Почему? Он, конечно же, не скажет. Он вряд ли и знает! Сейчас, идя с ним в ногу, дыша одним воздухом, одним туманом, я даже хотел бы его… простить? Да, я хотел бы его жалеть. Но я не опускаю больше взгляд! Я боюсь встречаться с ними взглядом! Да, Я БОЮСЬ! Я боюсь даже смотреть на то, что ты сделал! Иных выворачивает от одного вида таких изувечий, а ты! Ты же ничего не чувствуешь! Трава! Ты идёшь по траве… туда, где «гулять можно», гулять! Что ты такое, йети?! Зачем ты убиваешь их?»