Повесть о художнике Айвазовском

В то утро после завтрака Казначеев, как обычно, занимался у себя в кабинете делами. Но занятия его были прерваны приходом городского архитектора. Коху необходимо было утвердить у градоначальника суммы расходов на ремонт фонтанов.

После того как городничий подписал все бумаги, Кох, против обыкновения, задержался и не уходил. Казначеев удивленно на него взглянул. Тогда архитектор, решившись наконец на что-то очень для него важное, извлек из портфеля пачку небольших листков.

Городничий не стал ждать, пока Кох сам заговорит, и нетерпеливо спросил:

— А это что еще у вас?

Кох почтительно объяснил:

— Александр Иванович, я покорнейше прошу вас найти досуг и полюбопытствовать на рисунки отрока Гайвазовского. Мальчик проявляет очевидные наклонности к художеству. Все лето я его знакомил с правилами черчения архитектурных деталей и перспективы. За короткое время он показал превосходные успехи во всем, чему мною был обучен. Доказательства последнего — эти рисунки юного Гайвазовского.

Казначеев с интересом протянул руку к листкам. Он вспомнил рисунки на заборе, и у него мелькнула мысль, что между ними существует какая-то связь. Вскоре он убедился, что был прав в своем предположении. На одном из листков он увидел тех же греческих героев, только в уменьшенных размерах.

От удивления и удовольствия, что он наконец может в любой момент послать за упрямым заборным живописцем, градоначальник даже рассмеялся. Он тут же рассказал Коху об истории с рисунками на заборе и велел ему привести мальчика на следующий день после полуденного отдыха, прихватив заодно остальные рисунки, какие у него найдутся.

А виновник всех этих событий ничего не подозревал. Утром следующего дня Ованес встал очень рано. Вот уже скоро месяц, как он начал посещать уездное училище.

Ученье он полюбил с первых дней. Правда, все приходилось зубрить, так требовал учитель, но Ованес не унывал: память у него была превосходная.

Хотя занятия начинались в девять часов, мальчик уходил значительно раньше из дома.

Сентябрь стоял погожий, мало чем отличавшийся от августа, и так приятно было до уроков сбегать к морю и выкупаться!

Но самое главное даже не в купанье, а в солнечном свете. Ованес, истосковавшийся в кофейне по воздуху и солнцу, ненасытно наслаждался сентябрьскими утрами, когда воздух становится прозрачнее, чем в летние дни, и солнечное освещение по-особому радует глаз. Маленький художник воспринимал свет не только глазами, но всем своим существом.

По пути в училище он иногда по-прежнему рисовал углем на заборах. Но после случая с Кристиной Дуранте он стал осторожнее. Теперь кто-нибудь из друзей непременно стоял на страже, чтобы вовремя предупредить его об опасности.

За последние дни Ованес облюбовал один длинный каменный забор. Он был хорошо побелен, и рисунок на нем резко выделялся. Но хозяин начал упорно забеливать рисунки.

Ованес все же решил переупрямить владельца забора: к тому же очень уж приятно было здесь рисовать — и поверхность гладкая, белая, и переулок глухой, редко, когда появится случайный прохожий.

В то утро забор опять оказался забеленным. Ованес достал уголь и начал рисовать. Но не успел он нанести основные контуры рисунка, как услышал тревожные сигналы товарища, наблюдавшего за калиткой и переулком. Товарищ вслед за предупреждением подбежал и быстро увлек его за собою.

Убегая, Ованес на углу оглянулся и увидел стоявшего у забора толстого полицейского с рыжими усами.

На главной улице мальчики замедлили шаги, чтобы не привлечь к себе внимания.

Входя во двор училища, Ованес опять оглянулся и увидел того же полицейского, поспешавшего вслед за ними.

Во время уроков мальчик был неспокоен, ожидая каждую минуту беды.

К счастью, учитель сегодня не спрашивал у него урока, а то, наверно, от страха он бы все перепутал.

В уездном училище занятия проходили до и после обеда. На последнем дообеденном уроке Ованес начал успокаиваться. Он решил, что если бы что-нибудь стряслось, то во время большой перемены его бы обязательно вызвали к смотрителю.

Но добрые предчувствия обманули мальчика. После уроков учитель огласил список учеников, оставленных без обеда. У Ованеса екнуло сердце, когда была произнесена и его фамилия.

В классе остались только наказанные. Одних учитель поставил на колени, других стал линейкой бить по рукам, громко отсчитывая удары. Крепче всех досталось большеголовому и толстому сыну мясника, не приготовившему урока по арифметике. Учитель принялся таскать его за волосы, приговаривая:

— Негоже сыну торговца не знать циферной науки! Я тебя все волосы выдеру, чадо ленивое!

Наконец учитель обратил разгоряченное лицо к Ованесу, в страхе и трепете ожидавшему решения своей участи.

— Теперь ты ответствуй, где и как озорничал, что полицейский чин явился сюда и выспрашивал, кто ты есть и где жительствуешь.

Мальчик никогда не лгал. Он и сейчас не стал притворяться, что ему неизвестна причина любопытства, проявленного к нему полицейским, и честно, откровенно рассказал все учителю.