Повесть о кружевнице Насте и о великом русском актёре Фёдоре Волкове

Барыня Лизавета Перфильевна любила кружева. Десять девушек-кружевниц сидели у неё в девичьей и стемна дотемна плели на коклюшках и фантажные кружева, и мелкотравчатые, и брабантские, и разные другие.

Каждая плетея сидела перед подушкой, вроде круглого валика. Подушки для большей упругости и тяжести были набиты мхом. Плели кружева точёнными из клёна коклюшками.

К тем десяти, что уже находились в девичьей, посадили и Настю с Анфиской, двух девушек из Обушков. Приказали им, не щадя сил, учиться кружевному делу. А если окажутся к нему неспособными, пошлют или на коровник, или воду таскать, или какую другую работу заставят делать.

Настя стала учиться у Фленушки, лучшей здешней кружевницы.

Родилась Настюшка смышлёной, руки у нее были ловкие, проворные, училась она прилежно и вскоре стала выводить из ниток хитрые кружевные узоры — и заплеты, и оплеты, и репья вроде трилистников, и всякие там замысловатые черепушки.

Понемногу и с девушками дружбу свела. Не со всеми, конечно.

Вот Дуняшку, например, она сразу невзлюбила. Была эта Дуняшка рыхлая, ленивая. Работала кое-как. А глаза, из заплывших жиром щёлочек, глядели остро, будто всех щупали и всё высматривали. Приходилась она не то племянницей, не то ещё какой-то роднёй Неониле Степановне, старшей и любимой барыниной служанке.

И хоть нерадива была Дуняшка, хоть кружева плела грубые, простые, но — вот диво дивное! — всё время Дуню звали на барскую половину и оттуда она возвращалась, хвалясь подарками. То новую ленту покажет, то нитку разноцветных бус.

Хвасталась:

— Очень понравилось матушке-барыне Лизавете Перфильевне, какие я кружева плету...

Настя втихомолку удивлялась: неужто барыня совсем ничего в работе не понимает? Дуняшку отмечает, а Фленушку вот никогда, ни разочка не похвалила.

А Настя готова была хоть целый день любоваться Фленушкиными кружевами. Вот искусница так искусница!

Фленушка брала самые тонкие нитки и из этих ниток-паутинок выводила такие узоры, что по ним хоть сказки сказывай.

Вот у неё течёт речка. Течёт, извивается меж высоких берегов. А берега разными травами и цветами оплетены. И ходят между травами красивые птицы-павы. Чинно идут — пава за павой, пава за павой. А по речке будто бы корабли плывут. Остроносые и паруса распустили...

И хоть бы кто-нибудь, кроме Насти, полюбовался этими кружевами, хоть бы разок самой Фленушке кто-нибудь доброе слово оказал.

Сидит она день-деньской и плетёт, и плетёт, и плетёт. Поднимет на минутку голову, скажет что-нибудь тихое, глянет чёрными, как у ласточки, глазами и снова плетёт, плетёт, плетёт...

Но однажды случилось так: в девичью вдруг пожаловала сама барыня Лизавета Перфильевна. А с нею и Неонила Степановна, её любимая прислужница. Между собой дворовые её барской барыней величали: уж больно много она о самой себе понимала.

Лизавета Перфильевна стала обходить девушек, рассматривала, какие кто кружева наплёл.

Неонила Степановна от барыни ни на шаг.

Спрашивает барыня:

— Покажи-ка Дунину работу...

Неонила Степановна засуетилась. Подскочила к Фленушке. Заюлила, заговорила сладким голосом:

— Вот же, голубушка Лизавета Перфильевна! Вот оно, Дуняшкино плетенье! Или не признали? Гляньте, какие узоры вывела... Ну и ну!

Дуне крикнула:

— Подойди ближе, дура! Не скромничай...

А Фленушку оттолкнула к стенке: не путайся, мол, под ногами, твоё дело — сторона.

Вспыхнула тут Настя. Всё в ней словно перевернулось. Сразу поняла: так вот за чью работу Дуняшке похвала и награда!

И, не стерпев, сказала громко:

— А Дуняшке сроду таких не сделать... У нас одна Фленушка такие кружева плетёт.

Сказала Настя и до смерти испугалась. Да как же она посмела при барыне рот открыть!

А барыня, покосившись на дерзкую девчонку, спросила:

— Откуда такая будешь?

— Обушковская она, — за Настю ответила Неонила Степановна. А сама готова была Настю глазами съесть. — Недавно сюда прислана...

— Оно и видно. Говорливая, — сказала барыня и вскоре после того ушла из девичьей.

Ночью в девичьей, лёжа на полу, на постеленной для спанья дерюжке, Фленушка шептала Насте на ухо:

— Настя, Настя, что ты наделала? Глупая ты, неразумная... Кто тебя за язык тянул? Ведь издавна так водится — моя работа за Дунину идёт... Неужто ты не знала?

Настя молчала и думала: почему же так должно быть — видишь неправду, а всё равно не смей говорить?

И хотя в девичьей решили, что теперь Насте несдобровать и бог знает, что будет ей за смелые её слова, на этот раз, однако, дело обошлось...

Настины сказки

На другой же день после приезда из Обушков, как только посадили двух девушек учиться кружевному делу, Анфиска сказала:

— Ох, девоньки! Вы ещё и знать не знаете, какие у нас сказки Настя сказывать умеет. Вы бы попросили её. Насть, а Настенька, не отнекивайся... Расскажи про Еруслана-королевича, а?

А Настю и просить долго не надо. Она сама любит рассказывать.

Так почти с первых дней повелось. Все работают и слушают, а Настя тоже кружево плетёт и говорит, говорит.