Повесть о лейтенанте Пятницком

Офицеры ошеломленно переглянулись.

- Какой дом? - не веря услышанному, изумленно спросил Мурашов.Особняк этот? Кто позволил? Только посмей! Все планы наши загремят. В доме больше взвода автоматчиков, несколько пулеметов, подходы прикрыты тем орудием на бугорке... Возьмем и его, но всему свое время. Вот тебе мой сказ: ни шагу без моего ведома, не посмотрю, что ты Соловьев.

Старшина ожег ухмылкой, враз поднялся.

- Вот это уж зря... Как бы перед Глебом Николаевичем отвечать не пришлось...

Рогозин повелительно положил руку на плечо Соловьева, хотел резко повернуть к себе, но плечо ловко выскользнуло, и Рогозин напоролся на острый, язвительный взгляд. Скулы у Андрея Рогозина выпятились, шевельнули багрово потемневший шрам.

- Степной орел, князь удельный... Ишь ты, о генерале, как о родном дядюшке... Кубанка, бурки, часы на каждую руку... Носятся с вами, как с писаной торбой..

- Лейтенант! - вздумал Мурашов остановить Рогозина, но тот не унимался.

- Насмотрелся, пока в медсанбате лежал! Сходят в поиск - и дрыхнут до одури, дурех с погонами обхаживают, банно-прачечный в бардак превратили... Вон те, в окопах, не от задания к заданию, каждый час под смертью, а все плебеи для таких сановных. Да я самого замурзанного телефониста не променяю на тебя, героя в пимах фетровых...

- А-а, героя... Герой не... Да он мне кровью!

- Кровью? А это что? - посунулся Рогозин вплотную к лицу старшины, даже шелохнул его, неподвижного, налитого силой.- Это что? Кошка оцарапала или шлюха какая? Может, у тебя кровь особая?

- Прекратите! - вновь крикнул Мурашов и раздвинул готовых сцепиться.

Может, так, машинально сказалось насчет героя, может, слышал что Рогозин, но получилось не очень ладно. Сильно и уязвимо задело гордыню Соловьева. Представление о присвоении звания Героя Советского Союза ушло месяц назад, на кончике языка разнесли эту весть штабные сороки. Ждал парень, газету с Указом во сне видел...

- Остынь, Соловьев,- ровным упористым голосом проговорил Мурашов.Знаем, что не за так, не за твои распрекрасные... Пьянеть от славы не надо. Помни - тут не пугачевский стан, а ты не Салават Юлаев. Отправляйся и скажи орлам лихим...

Старшина натренированно, с профессиональной лов-Костью юркнул из стойла, моментально перехватил автомат со спины, крепкой ладонью обвил рукоятку.

- Я знаю, что сказать,- надменно оскалил он редкие, синевой отдающие зубы и скрылся за дверью - будто и не было его.

- Час от часу не легче,- тяжело вздохнул Мурашов.- Черт бы его побрал, эту гордость дивизии. Свалился на мою голову. Ты еще, лейтенант, масла в огонь.

- Барский дом и трофеи в нем - выдавил Рогозин через подрагивающие губы.

Поразительно, но все происшедшее будто не тронуло Пятницкого, не задело ни за один чувствительный нерв, даже развеселило малость, думать заставило. К тому, что задумал, вспомнив о трофейных гранатометах, и для чего посылал Шимбуева за Рогозиным, в момент перепалки добавилось еще кое-что

- Товарищ майор,- решительно, словно иных мнений и быть не может, начал свое Роман,- извлечем из этого полезное. Пусть Пахомов поспешит к Соловьеву и успокоит его. Это он сможет. Если уж в атаку захотелось, нехай "атакуют", не вылезая из ровиков. Стрельба, несколько гранат под "ура" погромче... Под эту демонстрацию лейтенант Рогозин с моими управленцами... Своих мужичков отщипнете от батальона? Подберется и... Сколько у тебя, Рогозин, фаустпатронов?

- Восемь ящиков.

- Парами? Значит, шестнадцать. Как только накроют высотку фаустпатронами, Горькавенко передвигает туда пушку, закрепляется. Тогда уж Соловьев может поднимать своих и идти добывать особняк... с несметными трофеями.

Мурашов с некоторым промедлением посмотрел на Пятницкого, посоображал, пощипал усики, перевел взгляд на ротного.

- Как ты на это, Пахомов? - спросил его.

- Лучшего варианта не вижу, и время подпирает Соловьев этот, по правде, ишак, каких свет не видел. Надо быстрей к нему,- ответил Пахомов.

- На том и порешили! - утвердил Мурашов и добавил: - Гляди, Пахомов, чтобы спектакль, как в Большом московском.

Глава двадцатая

Лежа грудью на краю мелкой воронки, Пятницкий смотрел вслед уползающей группе, которую вел Андрей Рогозин. Слева, справа и чуть позади группы двигался стрелковый взвод - человек двенадцать, не больше - под началом усатого сержанта, который пуржистым утром тринадцатого января в атаке под Альт-Грюнвальде грубо и справедливо усмирял бестолковый пыл Романа Пятницкого.

Готовые к открытию огня и передвижению на высоту, стояли номера расчета сержанта Горькавенко. Тревожился Роман, давило его беспокойством: как-то справятся его управленцы с непривычным для них заданием?