Повесть о Морфи

Но Пол не слушал его. Еще выше – к этой полной луне, к ласковым звездам!..

– Тормози! Останови, Пол, я не могу больше, мне плохо… – Голос Дика звучал так отчаянно, что Пол очнулся и начал тормозить. Все тише скрипели веревки. Стоп!

Пол соскочил на землю и помог слезть Дику. Круглые щеки Дика побелели, глаза были выпучены.

– Никогда больше не буду я с тобой качаться! – сказал он, переводя дух. – Ты, наверное, сумасшедший!

– Прости меня, Дик! – Пол был очень огорчен, и ему вовсе не хотелось огорчать Дика. – Прости меня, пожалуйста, я больше не буду…

– Нескоро я приду теперь на качели! – буркнул Дик, и мальчики медленно пошли к дому. На веранде накрывали столы к ужину, гости рассыпались по дорожкам, на всех скамейках слышались смех и голоса.

– Читали вы «Памелу», милочка? – прощебетали справа. – Ах, мистер Ричардсон – такой великий писатель!

– Контракт подписан, мистер Броун! – хрипло торжествовал кто-то на скамейке за жасминовым кустом. – Контракт подписан, и отвертеться от него невозможно!

Мальчики остановились на ступеньках. Под присмотром толстого мажордома негры-лакеи накрывали столы. Руки их летали над ослепительной скатертью, словно черные птицы. Все молчали, слышалось лишь негромкое покрикивание мажордома и тонкий звон потревоженного хрусталя.

Мажордом вышел на ступеньки и трижды пристукнул по ним булавой.

– Леди и джентльмены, прошу пожаловать к столу! – прокричал он торжественно в темную зелень сада.

Опять заиграл оркестр. Со всех концов медленно стекались гости. Огромный стол сиял хрусталем и фарфором. Шеренгами стояли кувшины с вином, бутылки с виски, джином и ромом.

Грузные белотелые индейки, золотистые куры и темно-бронзовые утки, разукрашенные зеленью и собственными перьями, заполняли стол. Круглыми островами пестрели вазы с салатами, желтыми глыбами лежали сыры.

Гости занимали места, шаркали ноги, скрипели стулья, звучал смех, шутки.

С треском взлетела, бороздя почерневшее небо, одна ракета, вторая, третья… Над озером шел огненный дождь. Пол сидел между Диком и Мэй, сердце его неистово колотилось. Отец весело подмигнул ему через стол, Пол ответил, подмигнув в ответ, и покосился на Мэй. Слава богу, она ничего не видала… Мэй сидела неподвижно, ей было очень досадно, что ее посадили именно здесь, с малышами… Но ведь малыши-то в этом не виноваты. И она приветливо обернулась к соседу.

– Налить вам сидра, Пол?

– Налей мне! – сказал Дик. Пухлые щеки его лоснились, в руках была крепко зажата индюшачья грудка. Он указывал на свой стакан сальным подбородком.

– Сначала гостю, Дик! – засмеялась Мэй. – И потом нехорошо быть таким жадным…

Застучала по хрусталю серебряная вилка, огромного роста джентльмен неторопливо поднялся. Седые усы резко выделялись на малиновом лице, в руке он держал бокал.

– Спич! Спич, мистер Томпсон! Слушайте, слушайте! Внимание, джентльмены! Полковник Томпсон говорит!..

Как опытный оратор, полковник дождался тишины.

– Леди и джентльмены! – Рука с бокалом плавно взлетела. – Позвольте мне от имени всех присутствующих поблагодарить дорогого мистера Аллисона за прекрасный праздник, за настоящее южное гостеприимство! В тяжелую годину испытаний, – в голосе оратора искусно прозвенела слеза, – особенно отрадны обычаи милой старины… За этими столами, леди и джентльмены, собралось сегодня общество людей, в жилах которых струится различная кровь. Потомки английских родов, как наш милый Амфитрион, Джеральд Аллисон поклонился, – сидят рядом с креольской знатью, с потомками французских и испанских семей, основатели которых своей кровью и мужеством завоевали этот край для белого человека. За этим столом нет янки – и да будет мне позволено произнести настоящий, правильный тост… За Юг, джентльмены! Мы все южане – выпьем же за добрые старые Южные Штаты, свободные и независимые! Ура!

Бокал описал дугу и прилип к усам.

– Ур-ра! – завопили десятки голосов. – За Юг! Правильно, старина Томпсон! Правильно, полковник! За Юг!

Мажордом, перевалившись животом через балюстраду, махнул платком. Десятка два охотничьих ружей выпалили в ночное небо.

– Браво, старик! Браво, полковник! Чертовски хорошо сказано! – орали захмелевшие гости. Аллисон раскланивался во все стороны, он никогда не пьянел.

– Слушайте меня, джентльмены! – надрывался Вильям Редвуд, но никто не слушал его, каждый кричал свое.

– О черт! – Редвуд вскочил на стул, ястребиное лицо его побледнело, вздулась толстая вена на лбу. – К черту «Янки-Дудль», джентльмены! К черту Север, который лезет в наши дела и крадет наших негров!!! К черту Пока [4], не оправдавшего наших надежд! К черту президента!

Подошел Аллисон. Он был так высок, что лицо его оказалось на одном уровне с лицом говорившего.

– Браво, браво, Джонни! – засмеялся он. – Все это вы скажете на митинге в Ричмонде, и вас понесут на руках!

Мягко и властно он снял оратора со стула. Оказавшись на земле, Редвуд сразу потерял дар речи – без трибуны он не мог говорить.

– Эй, музыка! – крикнул Аллисон. – Леди и джентльмены, начинаются танцы!

В соседнем зале загремел оркестр. Часть гостей двинулась туда, часть рассеялась по саду.