— Я свободный человек, сэр! — взвизгнул Питерс. — Никто не может заставить меня работать! Я уезжаю наконец! Могу я уехать или должен просить у вас разрешения?..
В комнату боком вдвинулся полисмен О'Хара.
— Что с Питерсом, О'Хара? — спросил судья. — Он пьян или взбесился?
— Не смейте оскорблять меня, сударь! — закричал горбун. — Я больше не служу у вас, и я уезжаю!
— Мистер Питерс уезжает, ваша честь! — насмешливо сказал полисмен. — Я полагаю, мистер Питере едет в Калифорнию.
— Да! Да будьте вы прокляты! Вы ещё попомните Питерса! Я уезжаю в Калифорнию и вернусь богатым человеком!..
Он выбежал, бешено хлопнув дверью. Наступила тишина.
— Он погибнет, О'Хара, — грустно сказал судья.
— По всей вероятности, ваша честь. Какие шансы могут быть у такой мелюзги…
— А где Мэлони?
— Уехал в Калифорнию, ваша честь.
— Так. Весь город помешался. А вы, О'Хара, вы не едете в Калифорнию?
— Я стар и тяжел, ваша честь. Вот будь я помоложе…
— Спасибо и на этом. Видимо, священник был прав. Но это ничего не меняет. Подыщите мне другого клерка, О'Хара.
— Слушаю, ваша честь.
— Запомните мои слова, О'Хара. Это не имеет значения, ибо ничего не меняет, но я скажу вам: это начало конца.
— Конца чего, ваша честь?
— Конца Юга. Центр перемещается. Вам понятно, О'Хара?
— Нет, ваша честь.
— Возможно, это и лучше. Можете идти, О'Хара. Судья остался один и зашагал по пыльной камере.
Половицы скрипели и стонали под ногами. Жизнь проходила мимо, как пароход мимо рыбачьей лодки. Шли часы, а он всё шагал.
Перед обедом в камеру вошёл Джереми Хорн.
— Доброе утро, судья Морфи! — Обвисшее лицо приветливо улыбалось.
— Что скажете, Хорн? — Судья был подчёркнуто сух, он терпеть не мог маклера.
— Пустяковое дельце, судья. С Горячих Ключей бежало четверо негров.
— Какое вам до этого дело, Хорн? Горячие Ключи принадлежат, насколько я знаю, Джеральду Аллисону…
— Это поместье действительно принадлежало мистеру Аллисону, судья, — вздохнул маклер. — Но пути господни неисповедимы. Теперь Горячие Ключи принадлежат мне, Джереми-Джошуа Хорну.
— Что такое? Вы шутите, Хорн?
— Вот купчая, судья. Собственно говоря, моё полное имя — Джэкоб-Джереми-Джошуа ван дер Хорн, судья. Я принадлежу к старинному голландскому роду негоциантов… Так вот, судья, из этого поместья бежало четверо негров. Мне нужен приказ об аресте, и немедленно. Иначе негров переправят на Север по проклятой «подземной железной дороге».
— Вы отлично знаете, Хорн, что по законам штата Луизиана для поимки беглого негра приказа об аресте не требуется.
— Не горячитесь, судья. Мы знаем, что у вас мягкое сердце, а вы должностное лицо штата, сэр. Неграм устроил побег аболиционист[5]
из Новой Англии по имени Джон Робинсон. Приказ об аресте нужен мне для него. Судья на минуту задумался.— Нет, Хорн, — сказал он решительно. — Не дам я вам приказа об аресте. Против этого человека у меня нет ничего, кроме вашего слова.
— Слово моё кое-что значит в этом городе! — улыбнулся маклер.
— Нет, Хорн, — судья встал со стула. — Ловите негров, это ваше право. Но для ареста белого человека нужны доказательства, а у вас их нет. Принесите доказательства, и я подпишу приказ.
— Сожалею, судья, очень сожалею. Возможно, мистер Робинсон и сам поблагодарил бы вас за приказ об аресте…
Маклер направился к двери.
— Минутку, Хорн! — окликнул его судья. — Скажите, что вы думаете о золотой лихорадке?
— Бог мой, судья! — усмехнулся маклер. — Не всё ли мне равно? Для умного человека золото рассыпано повсюду, надо лишь уметь подбирать его во славу божью!
Он вышел, а судья вновь зашагал по камере. Интересно бы взглянуть на лицо Аллисона, когда он подписывал купчую. Проклятая гиена, поедающая трупы.
Мысли его перебил громкий лай. Свистнула плётка, лай перешёл в визг. На пороге камеры стоял огромный детина. — Можно войти, мистер?
— Войдите.
На детине была одежда траппера. Кожаный камзол и бобровая шапка блестели от дождя. Высокие, выше колен, болотные сапоги были покрыты грязью и тиной. Веснушчатое голубоглазое лицо с полуоткрытым ртом вспотело от робости.
— Добрый день, мистер! — У верзилы был писклявый, почти детский голос. — Меня зовут Дэв. Дэвид Харт из Теннесси. Мистер Хорн велел мне обождать тут полчасика. Собачек я подвязал, мистер, не беспокойтесь.
Он уселся на застонавший стул и снял шапку.
— Вы и есть судья, мистер? — спросил он почтительно.
— Да. А вы кто, мистер Харт?
— Я? Я сын старого Харта, мистер, — сказал верзила с горделивой скромностью. — Я второй сын Эмоса Харта, первого негролова Теннесси. Работаю вместе с папашей и старшим братцем Джэйкобом. У нас восемь пар собачек, лучших во всём штате. Теперь мистер Хорн пригласил нас — меня и братца Джэйкоба — поработать тут у вас в Луизиане.
Мистер Харт-младший оказался разговорчивым парнем. Он достал пачку чёрного прессованного табаку, отрезал здоровенную жвачку и сунул её за щёку.
— Угодно табачку, мистер? Нет? Как вам угодно. Челюсти его мерно двигались.
— Бог даст, у вас тут будут хорошие заработки. Мистер Хорн сказал: негры бегут сотнями…