Повесть о Морфи

Коричневый комок перелетел через комнату и метко шлепнулся в плевательницу. Судья с интересом проследил за его полётом.

— Сколько же вам платят, мистер Харт?

— По пятнадцать монет с головы, на хозяйских харчах и хозяйском корме для собачек, — с готовностью сообщил верзила. — Папаша сказал, что если мы с братцем Джэйкобом принесём домой триста долларов, то сотню он пожертвует на церковь, а на остальные… — Дэвид Харт стыдливо запнулся и прибавил, улыбнувшись во весь рот: — А на остальные устроит мою свадьбу… Человеку следует жениться, не так ли, мистер? Мы с Нэнси Бригг давно решили пожениться, но папаша позволил только сейчас.

— Понятно. А что, Дэвид, мистер Харт — очень благочестивый человек?

— Папаша? — благоговейно переспросил Дэвид. — Папаша наш — столп церкви, постоянный староста. Он знает библию наизусть до самой застёжки! Папаша — учёный человек, мистер, не то, что мы. По воскресеньям он говорит проповеди.

— А по будням ловит беглых негров. Отличное ремесло. Скажите, Дэвид, а как вы насчёт того, чтобы поймать для мистера Хорна одного белого человека?

Верзила уронил шапку.

— Белого, мистер? — Он плюнул и промахнулся, жвачка лежала на полу. — Нет, мистер, это дело не пойдёт. Наше дело — беглые негры, а белых пусть ловит шериф, это его дело.

— Цена будет другая, Дэвид! — искушал судья. Верзила мотал головой, как конь, отгоняющий мух.

— Нет, мистер, никак нельзя. Ни папаша, ни дедушка, никто в нашем роду не занимался таким делом. И собачки к этому не приучены. Нет, мистер, этого мы не можем. И в библии сказано… Не помню только как…

— Правильно, Дэвид! — сказал успокоенно судья. — Пусть белых ловит шериф! Я очень рад, Дэвид, что вы уважаете законы!

— А как же иначе, мистер? Папаша всегда говорит: человек создаёт и соблюдает законы. Тем он и отличается от скотины. И в библии, мистер, есть насчёт этого, не помню только, что именно.

— Совершенно правильно, Дэвид. К чёрту мистера Хорна, есть ещё закон и порядок в этой стране!

Дыша со свистом, как загнанная лошадь, вбежал в камеру бледный О'Хара:

— На Канал-стрит самосуд, ваша честь, убийство! Я ничего не мог поделать с толпой, там сотни. Бежим!

Все трое бежали рядом — судья, полицейский и негролов Дэвид Харт. На углу Канал-стрит бушевала толпа, проклятия и угрозы гудели над ней. Из всех окон виднелись головы и неслись воинственные вопли. Посреди толпы трое со свирепыми лицами возились с верёвочной петлёй.

— Что вы делаете? Что вы делаете, безумцы? — срывая голос, закричал судья. — Именем штата Луизиана!..

Он бросился в толпу и отлетел от чьей-то дюжей спины.

Людская стена стояла упруго и плотно, без щелей.

Судья бросился ещё раз, но стена была неприступна.

— Именем штата! Именем штата Луизиана!.. — почти беззвучно повторял судья. Он упал, чей-то сапог наступил ему на пальцы, но он не почувствовал боли. Как во сне, ледяное чувство бессилия охватило его. Он ничему не мог помешать.

Длинное тело поднялось и повисло на фонаре. Плотное кольцо сразу заколебалось, начало таять и распадаться.

Воровато озираясь, люди расходились молча. Вешатели исчезли неведомо куда. Стало совсем тихо, когда судья и О'Хара протолкались к фонарю.

— Его повесили уже мёртвым, ваша честь, — глухо сказал полицейский. Он разрезал верёвку и опустил на землю тело. Лицо было неузнаваемо.

— Кто это сделал? — яростно закричал судья. Люди расходились, пряча глаза, укоризненно качая головами.

— Стойте! Будьте свидетелями, джентльмены! — кричал судья, но свидетелей не было.

Четверо серых от ужаса негров жались к стене. Их стерёг бородатый великан с винтовкой. Дэвид Харт хихикнул:

— С удачей, братец Джэйкоб!

— Ей-богу, я ничего не сделал такого, Дэв! — чуть не плача, сказал великан. — Я только крикнул: «К чёрту аболиционистов!» — больше ничего… Я не знаю, откуда взялись все эти люди. Клянусь, я не хотел этого!

— Не беда, братец Джэйкоб! — успокоил его младший. — Это дело не наше, а шестьдесят монет мы сегодня заработали. Вперёд, черномазые!

Они ушли, уводя с собой негров. Улица опустела.

— Кто это был, О'Хара? — тихо спросил судья.

— Аболиционист, ваша честь. Северянин, я полагаю.

— Но имя, имя?

— Документов нет, ваша честь.

Неслышной походкой подошёл Джереми Хорн.

— Как же без имени, О'Хара? — тупо повторил судья.

— Запишите, судья Морфи, — мягко сказал Хорн. — Мистер Джон Робинсон, тридцати восьми лет, родом из Нью-Гэмпшира. И упокой, господи, его мятежную душу…

Маклер вздохнул, покачал головой и зашагал по пустынной Канал-стрит.

— Я отказался дать приказ об аресте, — безжизненно сказал судья. Он отвернулся, снял шляпу и долго стоял над трупом.

Шёл дождь. Окна закрывались, мерно журчали водостоки. Шёл дождь, мелкий и тоскливый зимний дождь.

VI

Господь ведёт меня крутой дорогой,
Чтобы я оступался и падал… —

пел Эбенезер, возясь вокруг старой яблони в саду.

Пол следил за работой негра. Малярная кисть бегала по рыхлому, бугристому стволу, белый слой поднимался всё выше.

— Старуха ещё поживёт, мастер Пол, — подмигнул Эбенезер. — Яблоки с неё слаще всех, я знаю.